— Застегнись, — попросила снова. — Когда совладаю с даром, тогда и покажешь мне всё, что захочешь. А пока… это всё ни к чему.

Он пожал плечами, прикрыл то, что я отказалась увидеть, и плюхнулся на кровать. Заметив мою нерешительность, погладил место рядом с собой.

— Или тебе тоже помочь раздеться? — спросил он, когда я по-прежнему не двигалась с места.

— Не нужно, — покачала головой, в ужасе воображая, что с ним может из-за меня произойти. — Ты даже не представляешь, как я сегодня нервничала. Даже одежда, наверно, ядовитая.

— И как же ты будешь переодеваться? — поинтересовался супруг. — Ты же не хочешь лежать рядом со мной в ядовитой одежде? — ухмыльнулся он.

— Вскоре должна подъехать моя служанка. Она уже привыкла и знает, что делать.

Самые приближённые слуги, которым разрешено было ко мне прикасаться, носили кожаные перчатки. В них они снимали с меня одежду и клали её в воду, чтобы из неё вышел яд. Иногда, не желая утомлять их или подвергать опасности, я переодевалась сама. Но сегодня на мне было свадебное платье с корсетом, и снять его самостоятельно не вышло бы.

Супруг нахмурился, поняв, что переодеваться при нём я не хотела или не могла, и поднявшись с кровати, принялся искать что-то в комоде.

— А вот и они, — заявил он, радостно надевая кожаные перчатки. — Ты же не собираешься отдыхать в подвенечном платье, правильно? — спросил он тоном, не подразумевающим возражений.

Не дожидаясь моего ответа, он пересёк разделявшее нас расстояние, зашёл мне за спину и, аккуратно откинув в сторону мои завитые локоны, принялся расшнуровывать корсет. Сказать, что в тот момент я переживала, — ничего не сказать. Меня трясло, словно осиновый лист на ветру. Руки потели и даже на спине появилась испарина.

— Из нас двоих бояться надо мне, — заметил супруг. — Даже если очень захочу, не смогу ничего тебе сделать. Не бойся. Это всего лишь шнуровка.

Но свои слова он сопроводил столь противоречивыми действиями, что я тут же начала сомневаться в его искренности. Когда платье было наконец расшнуровано, Грэгори не отошёл в сторону, как следовало бы. Он стал медленно водить пальцами в перчатках по моим оголённым лопаткам, поднимаясь к плечам, гладя шею и вновь скользя вниз. Спустя долгие мгновения этой непривычной для меня ласки он взялся за теперь свободное на моей талии платье и потянул его вниз, оставляя меня в одном исподнем.

— Полагаю, эта одежда тоже ядовитая? — спросил он хриплым голосом и коснулся сорочки. Меня затрясло сильнее.

— Да, — ответила дрожа. — Особенно она.

— Снимем её? — предложил граф.

— Я сама, — шагнула вперёд, чтобы избежать его прикосновений. Они вызывали в теле странные, непривычные ощущения. Казалось, что у меня начался жар или другая хворь, и она заставляла сердце в груди колотиться, а низ живота болезненно жечь. Хотелось отгородиться от этих ощущений как можно быстрее.

Я ринулась к одному из своих сундуков и, распахнув его, достала оттуда чистую сорочку. С ней бросилась за ширму, чтобы скрыться от жгучего взора графа и переодеться самостоятельно. Только когда между нами встала плотная ткань ширмы, я сумела унять дрожь в теле.

Переодевшись, нерешительно выглянула. Супруг лежал на кровати, положив руки под голову и сверля ширму взглядом. По его горящим глазам я поняла, что он боролся с желанием выкинуть из комнаты этот ненавистный ему предмет интерьера.

— Надеюсь, что ширма останется на месте, — сказала, выходя из-за неё и прикрывая оголённые плечи руками.

— Не могу этого пообещать, — ответил граф, на губах которого при виде меня заиграла улыбка. — Эта ширма мешает мне созерцать нечто прекрасное.

— Что такого прекрасного она скрывает? — спросила, догадываясь, каким будет ответ.

— Тебя, — улыбнулся супруг и вновь погладил место на постели рядом с собой. — Обещаю к тебе не прикасаться и не умирать у тебя на глазах, — сказал он, угадывая мои мысли. — Так что не бойся.

Да, пожалуй, больше, чем близости с ним, я боялась причинить ему вред. Близость, как объяснила матушка, неизбежна между супругами. Если изначально я и полагала, что мне не стоило о ней беспокоиться в силу особенностей моего тела, то сейчас уже примирялась с мыслью, что мой безумный супруг сумеет изыскать способ близости во что бы то ни стало.

Отчаявшись переубедить безумца, я подошла к постели и юркнула под одеяло, на всякий случай подсовывая его себе под бок с той стороны, где лежал Грэгори. Не потому, что боялась, а потому, что не хотела обжечь его ненароком.