Наш план казался идеальным. Неторопливо приняв ванную, я вместе с Мари отправилась в парк и гуляла там почти до темна, а после, пропустив ужин, закрылась в комнате своей служанки и играла с ней в нарды.

Уже сильно затемно довольная собой я вернулась в спальню к супругу. Каково же было моё удивление, когда, войдя, я встретилась с его горящим от недовольства взглядом.

— Дорогая, что делать? — спросил он вкрадчиво. — Я борюсь со жгучим желанием отправить твою служанку восвояси и, кажется, проигрываю эту битву. Она завтра же вернётся в твой отчий дом.

— Как это вернётся? — спросила я испуганно. — А кто будет меня переодевать и помогать мне мыться? — в голове не укладывалось, что во всём доме не останется ни одной служанки, которой можно ко мне прикасаться.

— А разве тебе некому помочь? — удивился граф. — Теперь у тебя есть супруг, — он улыбнулся многозначительно. Тогда-то я и поняла, что мой гениальный план по умерению его пыла был изначально провальным.

Граф был не просто зол, он пребывал в ярости.

— Я больше не буду так поступать, — пролепетала виновато. — Обещаю. Не отправляй, пожалуйста, Мари обратно. Мне нужна хотя бы одна служанка, с которой я могу быть собой и не прятать свою особенность.

Грэгори расстроенно вздохнул.

— Не представляешь, как это неприятно, когда супруга сбегает в первую брачную ночь. Я волновался, что ты вообще не вернёшься.

— Я поступила так, потому что переживала за тебя. Но если уж ты сам не боишься за себя, тогда впредь и я не буду за тебя переживать, — сказала решительно. — Поможешь со шнуровкой? — подошла к нему ближе и стала дожидаться, когда он наденет перчатки и поможет мне раздеться.

Касания его рук, пусть и прикрытых перчатками, заставляли меня вздрагивать. Но на этот раз я не пыталась сбежать. Хотя мне и было страшно, я собралась с духом и позволила неизбежному случиться.

Супруг раздевал меня медленно, проводя кончиками пальцев по моей разгорячённой коже. Каждое его прикосновение вспыхивало огнём и распускалось цветами. Спустя долгие минуты этих ласк, я неожиданно поняла, что всё моё тело дрожит.

Никогда раньше мне не приходилось испытывать ничего подобного. Огонь, зарождавшийся внутри, пробуждал во мне нечто новое, яркое, женственное. Мне хотелось не просто откликнуться, а так же прикоснуться, провести руками, пальцами без перчаток, чтобы нас ничего не разделяло. Это желание такое жгучее, нестерпимое, лишило меня остатков самообладания.

— Хочу прикоснуться к тебе, — прошептала, глядя Грэгори в глаза. — Я так хочу прикоснуться к тебе, — эти слова казались чуждыми, опасными и в то же время настолько желанными. Именно сейчас мне невыносимо хотелось обуздать тот дар, которым наградила меня природа.

Грэгори отстранился и задумчиво кивнул.

— Можешь попробовать, если так хочется, — сказал он доверчиво.

Сумасшедший! Я всегда знала, что он сумасшедший.

— А что, если я отравлю тебя слишком сильно, — спросила, укоряя и себя, и его за безрассудство.

— Тогда попробуй не травить меня совсем, — предложил он.

Если бы я могла владеть своим даром, как моя бабушка, то, конечно, не стала бы травить единственного человека, который отважился на мне жениться. Но я-то своим даром управлять не могла, так ведь?

Отчего-то теперь эта мысль казалась абсурдной. Даже если я дриада только на четверть, почему я не способна управлять собственной силой?

А вдруг отец был прав, и я вполне могла бы справиться? Что, если мне действительно не хватало лишь мотивации?

Мне так хотелось иметь возможность хоть ненадолго, хотя бы на секундочку быть в состоянии прикоснуться к супругу и не обжечь его. Собрав в кулак всю свою волю, всё своё жгучее желание и веру и выдохнув, я тронула его кожу указательным пальцем, но тут же отдёрнула руку.

— Больно? — спросила испуганно.

— Нет, — покачал он головой. — Попробуй ещё раз, — предложил этот безумец.

Но и я сама оказалась не менее безумной, потому что не стала отказываться. Снова собравшись с силами, тронула его кожу, теперь уже чуть-чуть дольше, и опять отдёрнула руку.

— А теперь больно? — спросила с замиранием.

— И теперь нет, — покачал он головой.

— Ты врёшь! Ты всё врёшь, — обвинила его, но присмотревшись, не увидела на его коже следов от ожога.

— Попробуй смелее, — предложил он.

Приведя свои чувства в жалкое подобие равновесия, я положила ладонь на его запястье.

— А теперь больно? — спросила, глядя ему в глаза.

— И теперь нет, — ответил Грэгори и зачем-то тоже стянул с себя перчатку.

— Что ты делаешь?! — возмутилась я.