Шрифт:
Этот странный вопрос должен был смутить парня, по крайней мере Вика точно растерялась. Но Глеб вдруг надолго замолчал, а потом ответил:
– Чувствую. Они на крыше. Под карнизом. Греются.
– Верно, – кивнул Каша.
– Глеб, что происходит? – встревожилась сестра.
– Вика, я ощущаю… – Парню было тяжело подобрать нужные слова. – Ощущаю их всех!
– Это и есть Пыльный Владыка, – произнес Андрей. – Главное, не спеши, а то голова кругом пойдет. Каша прав, сначала сконцентрируйся на чем-то одном.
– Глеб, я хочу уйти отсюда, – внезапно произнесла Вика совсем тихо.
– Еще рано, – ответил ей парень.
Он был уже увлечен процессом.
– В соседнем здании лиса, – произнес он, глядя на Кашу.
Тот улыбнулся, кивнул.
– Через квартал есть красный дом, там кот, рыжий такой.
Каша рассмеялся.
– Ну, вот видишь, получается! Ты видишь глазами Пыльного Владыки.
– Глеб, я прошу тебя, пойдем отсюда, – вновь повторила Вика.
– Да подожди ты! – раздраженно ответил тот.
И вдруг замер.
– Что такое? – спросил его Каша.
– Чувствую – на противоположной улице, прямо перед нашим домом, стоит человек. Чужак.
Грянул выстрел.
Но за секунду до него Своркин сделал единственно верное, что могло его сейчас спасти, – рванул вперед.
И не прогадал.
Пуля прошла выше.
Своркин вцепился в ноги Петра Алексеевича, зарычав по-медвежьи и пытаясь свалить того на пол. Противник не растерялся, принялся наносить удары рукоятью пистолета. Удары выходили крепкими, звук от них разносился по залу далеко – гулкий стук, словно лупили черенком лопаты по тыкве.
Но Своркин не сдавался. Он кричал, рычал, пыхтел, но ноги не отпускал. И даже кровь, потекшая на лицо, не остудила его пыла. Он был намерен поставить точку во всем этом – раз и навсегда.
Выгадав момент, Своркин извернулся, и очередной удар прошел мимо. Петр Алексеевич выругался, но ошибку уже исправить было нельзя – Своркин схватил противника за руку и резко дернул на себя.
Глава «Купола» упал, завязалась борьба, страшная, какая обычно бывает у пьяных и озверевших людей, потерявших контроль над собой, давших инстинктам вырваться наружу.
Своркин был крупнее и потому смог довольно скоро выиграть преимущество, подмяв под себя противника. Теперь настала очередь Своркина наносить удары своему заклятому врагу.
– Убью! Убью! Убью! – выдыхал он каждый раз, когда делал замах.
Петр Алексеевич отхватывал достойно, смотря прямо в глаза обезумевшему, вцепившись тому в воротник. А Своркин отыгрывался за шишки на своей голове и раны. Однако он довольно скоро выдохся, удары стали слабее, реже.
Петр Алексеевич взял инициативу в свои руки. Резкий рывок на себя – и Своркин с аханьем полетел вперед.
– Предатель! – сквозь зубы прошипел Петр Алексеевич, поднимаясь.
Своркин не ответил – тяжело дышал, жадно ловя ртом воздух. Лицо его раскраснелось, а руки тряслись от усталости.
Петр Алексеевич двинул было на противника, но остановился, стал оглядываться. Он искал пистолет. Махать руками ему не хотелось. К чему это, если гада можно просто пристрелить, как хромую лошадь или бешеную собаку?
Пистолет лежал у самого края балкона. Вот и хорошо, вот и здорово.
Петр Алексеевич поднял оружие, проверил – заряжено ли? Все в порядке.
– Чего тебе не хватало, подонок? – спросил он напоследок, и в самом деле желая узнать, почему тот так поступил.
Своркин глядел на ствол, словно кролик на удава. Потом, вздрогнув, сказал:
– Пора было давно все менять.
– Что менять? – почти выкрикнул Петр Алексеевич. – Что ты собрался менять, Своркин? О чем ты вообще?! Тебе в Че Гевару захотелось поиграть? Или ты башкой ударился? Чего тебе не хватало? Все есть, сидишь в тепле, жрешь еду, кровью не харкаешь, не бродишь там, на зараженных территориях.
– Тебе не понять, – хмуро произнес Своркин.
– Ну конечно, куда мне до тебя, умного такого. Думаешь, ты что-то сможешь поменять? Нет. Ты – грязь под ногтями, ничто. И бунт твой, глупый и детский, ничего не поменяет.
– Это мы посмотрим, – улыбнулся Своркин.
И вдруг вырвал кабель, который висел на стене.
Что Своркин собирался с ним сделать – ударить им Петра Алексеевича, сбить того с ног или еще чего, – было уже не понять. Глава «Купола» нажал на спусковой крючок пистолета, и Своркин тут же завалился на бок, мертвый, с дырочкой на лбу от пули.