Нервы стучали у меня в жилах, когда моя мать разбиралась со своей кучей подарков. Габриэль сидел рядом с ней, вручая ей новый предмет всякий раз, когда она заканчивала охать и ахать по поводу предыдущего.

Ромеро, Мигель, Феликс и я были втиснуты на диван напротив них — Феликс рисовал в своем альбоме для рисования, Ромеро вертел в руках часы, а Мигель широко развалился, выглядя как отогретая смерть. Прошлой ночью он выпил больше всех.

Мои бабушка и дедушка заняли угол. Каждые несколько минут мой дедушка засыпал, и моя ба шлепала его по руке, разбудив рывком.

— О, это так мило. — Моя мать поднесла к свету расписанное вручную ожерелье в виде полумесяца от Феликса. — Благодарю.

— Рад, что тебе это нравится, — легко сказал он. — Я подумал, что это будет уместно, учитывая, что это день рождения и тебя, и компании.

Логотипом отеля Hiraya Hotels был полумесяц и четыре звезды, по одной для каждого ребенка из Валенсии. Его двадцать пятая годовщина отмечалась в конце месяца.

Феликса удочерили, но он был самым заботливым из всех нас.

— О, о. — Моя мать обняла его, ее глаза блестели от эмоций. Она была лучшей подругой с родителями Феликса до их смерти, и иногда она компенсировала их отсутствие, уделяя ему дополнительную заботу и внимание.

Ни мои братья, ни я не обижались на них за это. Мы любили Феликса так же сильно, как и она, и мы были в равной степени виноваты в том, что относились к нему по-особому. Мы знали, каково это — потерять одного родителя; мы не могли представить, что потеряем обоих.

— У Изабеллы последний, — сказал Габриэль, вручая моей матери большую, ярко обернутую коробку. Он бросил на меня непроницаемый взгляд.

Никто не упоминал Национальную звезду или Кая с тех пор, как я приехала. Как правило, мы не обсуждали негативные темы во время празднования Рождества или Нового года по Лунному календарю, но сегодняшний день стал исключением.

Мои нервы обострились, обдирая мои внутренности до крови. Я хотела, чтобы Кай был здесь, но я не хотела, чтобы моя неудача омрачила его первую встречу с моей семьей. У него было достаточно собственных проблем, с которыми нужно было разбираться, и я не всегда могла использовать его в качестве буфера. Мне нужно было встретиться с музыкой лицом к лицу самостоятельно.

— Перестань дергать ногой, — простонал Мигель рядом со мной. — Ты сотрясаешь диван и вызываешь у меня головную боль.

— Может быть, тебе не стоило пить так много сангрии прошлой ночью, — сказала я. — Я думаю, это твоя проблема, а не моя дергающаяся нога.

Он пробормотал что-то, что прозвучало как проклятие, смешанное со стоном.

— Иза, это замечательно! — Моя мама восхитилась роскошной подарочной коробкой, которую я купила на ее любимом спа-курорте в Палаване. Он состоял из полного ассортимента туалетных принадлежностей, средств по уходу за кожей и их фирменных духов. Курорт не продавал коробку онлайн, поэтому мне пришлось попросить одного из моих двоюродных братьев на Филиппинах купить ее и отправить мне. — Я давно собиралась купить это. У меня почти закончились духи.

— Тогда как раз вовремя. — Я выдавила улыбку, молясь, чтобы никто не спросил о другом подарке, который я должна была сделать ей сегодня.

Двигайся дальше. Двигайся дальше. Давай..

— Да, это очень мило. — Четкий голос Габриэля прервал мои безмолвные молитвы. — Но я верю, что у Изы есть другой подарок.

Брови моей матери нахмурились. Мигель поднял голову, в то время как мой дедушка приоткрыл один глаз, воодушевленный перспективой драмы. Семь пристальных взглядов пригвоздили меня к месту, как жука к стене.

Слюна у меня во рту превратилась в опилки.

— Какой еще подарок? — Морщинка недоумения пролегла между бровями Ромеро.

— Ее книга, над которой она работала последние три года. — Габриэль не сводил с меня глаз. — Ты сказала, что сегодня у тебя будет для нас полная рукопись, не так ли?

Глухой удар. Глухой удар. Глухой удар.

Каждый удар сердца так сильно отдавался у меня в горле, что я думала, что могу им подавиться. Мои пальцы вцепились в край дивана, когда капелька пота скатилась по моему позвоночнику.

Часть меня хотела провалиться сквозь землю и никогда не вылезать; другая часть хотела ударить моего брата и сбить понимающее выражение с его лица.

— Изабелла, — подсказал Габриэль.

Вкус пенны заполнил мой язык.

— У меня его нет, — тихо сказала я. — Он еще не закончен.

В комнате воцарилась тишина, прерываемая щебетом птиц за окном.

Жар прошелся по моему лицу в безжалостном крестовом походе. Я попыталась сделать глубокий вдох, но кислорода было слишком мало, а моя кожа слишком натянута. Стыд и вина раздувались внутри меня, проверяя швы моего самообладания и просачиваясь сквозь трещины, как набивка сквозь порванного игрушечного зверька.