Кай быстро поцеловал меня. У нас не было возможности поговорить в выходные, так как я была очень занята со своей семьей, но его движения были легкими и расслабленными, когда мы уселись за мой обеденный стол coffee slash и принялись за пиццу. Я не видела его таким безмятежным с тех пор, как прошли выборы генерального директора.

— Ты выглядишь счастливым, — рискнула я. — Что-то случилось на работе?

Усмешка промелькнула на его лице.

— Можно сказать и так.

Я слушала, открыв рот, пока он рассказывал о том, что произошло за последние несколько дней. Когда он закончил, моя челюсть практически царапала землю.

— Подожди. Рассел шпионил за кандидатами и шантажировал членов правления, чтобы они проголосовали за него? Как это вообще работает?

У меня закружилась голова и я не могла постичь такого уровня корпоративной уловки; это звучало как что-то из телешоу, а не из реальной жизни.

— Он сосредоточился на том, чтобы победить нас с Тобиасом, поскольку мы были его самым большим конкурентом, — сказал Кай. — Он не мог шантажом заставить меня уйти, поскольку это компания моей семьи, и люди никогда бы не поверили, что я ушел добровольно, поэтому он атаковал по-другому. Он оставил большинство членов правления в покое. Единственные, на кого он оказал давление, чтобы они проголосовали за него, были те, кто уже был на грани срыва.

— Включая Ричарда?

Черты лица Кая посуровели.

— Нет. Сообщается, что Ричард голосовал за Пакстона.

Так что его обращение к Ричарду в последнюю минуту не сработало. Зная Кая, это должно было бесконечно раздражать его, учитывая, как он проглотил свою гордость, чтобы попросить поддержки у другого мужчины.

— Думала, ты сказал, что Рассел не хотел быть генеральным директором, — сказала я. Рассел проработал в Young Corporation более десяти лет. По словам Кая, он ненавидел заниматься внешними связями, так зачем же ему было заходить так далеко, чтобы быть публичным лицом компании?

Рот Кая сжался в тонкую линию.

— Я недооценил его.

Исходящее от человека, который привык всегда быть правым, это было огромным признанием.

Узлы у меня в животе затянулись, когда он описал свой план разоблачения Рассела и проведения голосования за нового генерального директора, которое он был обязан выиграть, если первая часть его плана увенчается успехом.

Я ни на секунду не сомневалась, что это удастся. Это был Кай. Когда он за что-то брался, он всегда доводил это до конца.

Помимо Рассела, единственная причина, по которой он проиграл, заключалась в том, что я отвлекла его. Если бы не я, он, возможно, раскусил бы Рассела раньше, и ему не пришлось бы иметь дело со всем этим.

— Хватит о работе. А как насчет тебя? — Спросил Кай. — Как прошло Рождество и Новый год в Палузе?

По какой-то причине, услышав, как он произносит это таким шикарным голосом, у меня перехватило горло

Он совершил так много нелепых, безрассудных поступков из-за меня, и я не стоила этого.

— Это было хорошо. — Я ковыряла корж от пиццы, не в силах смотреть ему в глаза.

— Точно так же ты сказала хорошо, когда я спросил, понравился ли тебе Джеймс Джойс, — сухо сказал он.

Я поморщилась от этого напоминания. Чтение «Улисса» укрепило мое мнение, что, во-первых, классика не для меня, а во-вторых, написание «потока сознания» вызывало у меня желание выколоть себе глаза.

— Было приятно снова увидеть свою семью. — Кроме Габриэля. — Но я... — Я отрезала еще кусочек корочки. — Я, эм, не закончила свою рукопись вовремя.

Учитывая суматоху, связанную с голосованием генерального директора, мы не обсуждали ход работы над книгой до моего ухода. Я чувствовала себя еще более дерьмово, признаваясь в своей неудаче Каю, чем перед своей семьей. Он так много пытался помочь с пишущими машинками и предложениями, и я все равно подвела его.

— Все в порядке, — мягко сказал он. — Все получится. Это не был жесткий крайний срок.

Когда-то давно его непоколебимая вера поддерживала меня. Теперь от этого мне стало только хуже, потому что я этого не заслуживала.

— Может быть, не с издателем, но это было для моей семьи. — Я вкратце рассказала ему о том, что произошло в день рождения моей мамы. Тревога гудела, пронзительная и напряженная, как будто я снова сидела в гостиной, съежившись под пристальным вниманием моей семьи.

Когда я, наконец, подняла глаза, мой желудок сжался от темноты, скрывающей лицо Кая.

— Твой брат, — сказал он, — засранец.

Это чувство было настолько прямолинейным и непохожим на него, что вызвало у меня быстрый взрыв смеха.