— Да, он гордится этим. — Моя улыбка растаяла так же легко, как и появилась. — Но он не был неправ. Ни то, ни другое... — Я с силой вдохнул кислород в свои легкие. Просто скажи это. — Как и твоя мама. О нас.

Просто так воздух сдвинулся. Легкомыслие исчезло, уступив место густому, ползучему напряжению, которое душило меня, как колючая лоза.

Кай устрашающе замер.

— Что это значит?

Мое сердце дрогнуло.

— Это значит, что мы не подходим друг другу, — сказала я, выталкивая слова сквозь твердый комок в моем горле. — И мы должны…мы должны повидаться с другими людьми.

Я запнулся на последней половине своего предложения. Он вышел неровным и сломанным, как будто его протащили через колючую проволоку по пути к моему горлу.

Я не знала, откуда взялись эти чувства, потому что последнее, чего я хотела, это видеть кого-то еще или Кая с кем-то еще, но разговор был единственным способом сдержать мои эмоции.

Глаза Кая были плоскими, бездонными гранитными равнинами.

— Встречаться с другими людьми?

— У тебя так много всего происходит с компанией и на работе, а у меня есть много жизненных проблем, с которыми мне нужно разобраться. — Я поспешила придумать оправдания, пока у меня не сдали нервы. — Мы бы отвлекали друг друга. Я имею в виду, это было весело, пока это продолжалось, но у нас никогда не было будущего. Мы слишком разные. Ты знаешь это. — Мои слова были на вкус как цианид — достаточно горькие и ядовитые, чтобы остановить мое сердце.

— Это то, что у нас есть. — Тихо спросил Кай. Он все еще не двигался. — Весело?

От горя у меня перехватило горло. Я снова тонула, отягощенная ненавистью к самой себе и беспомощностью. Если бы я была кем-то другой, наблюдающей за тем, что делаю, я бы закричала на себя, чтобы я перестала быть идиоткой. У меня был этот великолепный, блестящий, удивительный мужчина — мужчина, который поддерживал и ободрял меня, который целовал меня так, словно я была его кислородом, и заставил меня почувствовать, что меня видят впервые в моей жизни, а я отталкивала его.

Не потому, что я не заботилась о нем, а потому, что я заботилась о нем слишком сильно, чтобы сдерживать его или заставлять обижаться на меня в будущем. Однажды он проснется и поймет, что я была намного меньше той, кем он меня считал, и это раздавит меня. Я спасала нас обоих от неизбежного разбитого сердца, пока мы не зашли слишком далеко.

Ты уже увязла слишком глубоко, — прошептал голос, прежде чем я отодвинула его в сторону.

— Да. — Я выдавила свой ответ из одеревеневших губ. — Каникулы, секретная комната, частный остров ...Это были невероятные впечатления, и я не жалею о них. Но они не являются устойчивыми. Они были… — Фраза оборвалась, затопленная слезами. — Им никогда не суждено было быть вечными.

Что-то горячее и влажное скользнуло по моей щеке, но я не потрудилась стряхнуть это. Мои глаза были слишком полны, моя грудь слишком сжата. Я не могла дышать достаточно быстро или глубоко, и я была уверена, что умру здесь, за этим столом, с опустошенной душой и разорванным на куски сердцем.

Мускул дернулся на щеке Кая, его первая видимая реакция с тех пор, как я затронула эту тему.

— Не делай этого, Изабелла.

Стальные руки сдавили мои легкие при грубом, ноющем звуке имени.

— Тебе будет лучше с кем-то вроде Клариссы, — продолжила я, ненавидя себя все больше с каждой секундой. Мой голос был таким хриплым и водянистым, что звучал неузнаваемо для моих собственных ушей. — Она — это то, что тебе нужно. Только не я.

Еще одна слеза скатилась с моего подбородка на колени. Затем еще один, и еще, пока их не стало слишком много, чтобы их можно было сосчитать, и они не слились в одну непрерывную, нескончаемую реку горя.

— Прекрати. — Пальцы Кая сжались в кулаки с побелевшими костяшками. — Если бы я хотел кого-то вроде Клариссы, я бы был с Клариссой, но это не так. Я хочу тебя. Твой смех, твой сарказм, твои неуместные шутки и странная любовь к эротике динозавров...

Слабый смех расцвел в пустыне моего горя. Только Кай мог заставить меня смеяться в такой момент, как этот. Подумать только, я однажды сказала, что он скучный.

Его мимолетная улыбка совпала с моей, прежде чем она соскользнула.

— Мы так близки, Иза. Вальгалла, Национальная звезда, голосование за генерального директора ... Ничто не мешает нам быть вместе. Не отказывайся от нас. Не сейчас. Не так, как это.

Мой краткий миг легкости угас.

Боль в его голосе соответствовала той, что терзала меня. Это было хуже, чем в те разы, когда я ломала руку или случайно порезала кисть, потому что это не было физическим. Это было эмоционально, и это так глубоко запало мне в душу, что я была уверена, что никогда не смогу это раскопать.

Выворачивающая наизнанку, крадущая душу, сводящая с ума боль.

Я хотела верить Каю. Хотела погрузиться в его уверенность и позволить ей увлечь меня, потому что я действительно понимала иронию расставания, когда вещи, которые разделяли нас, больше не были применимы. Но дело было не во внешних препятствиях. Речь шла о том, кем мы были как люди, и мы были принципиально несовместимы.

Невидимая лента стянулась вокруг моего торса, сдавливая грудь.

Он был успешным и целеустремленным; я была взбалмошной и ненадежной.