При мысли об этом у Мари перехватывает дыхание.

Полевые монахини и вилланки прокладывают хорошую дорогу к каменоломне: на лугу нет деревьев, и это нетрудно, тем более с большим колесом. Ночью в лагерь привозят каменщиков, завязав им глаза, и селят в уютных хижинах.

Подснежники пробиваются сквозь мерзлую грязь.

Начинается строительство нового дома для аббатисы.

Начало марта, после полуденной трапезы. Вдали слышно, как камни бьются о камни, как стонут веревки на деревянных подъемниках.

Разомлев от хлеба и похлебки с репой, Мари размышляет об архитравах. Она рассчитывает покрыть их узорной резьбой: архитравы с яблоками и пшеницей, архитравы с овцами и виноградом, архитравы с пчелами-блестками и медовыми сотами.

Она проводит ножом под печатью на письме, выпрямляется, молча читает, на лице ее мелькает улыбка.

Года впивается взглядом в Мари. Что-то интересное, мрачно спрашивает она. От Годы пахнет плацентой и овечьим пометом, она все утро помогала трем маткам ягниться и позабыла переменить платье.

Не послать ли ее в мыльню, подумывает Мари, но молчит, чтобы не обижать Году. Через три дня к нам приедет новая сестра, ее зовут Авис, сообщает Мари. Кажется, дело срочное. Славного рода. Приданое за ней сулят такое щедрое, что отказываться попросту глупо.

Года с надеждой спрашивает: нет ли у девицы склонности к какому-нибудь занятию, или, быть может, она провидица? В соседней обители – до нее день езды – к зависти Годы, живет знаменитая отшельница, к ней за мудрым советом стекаются пилигримы, она сообщается с ними через окно. С праведной отшельницей тягаться трудно.

Нет, отвечает Мари, кажется, эта новая сестра позволяла себе излишнюю вольность в привязанностях. Ее ловили с поличным. Секли. Но она не раскаялась. Похоже, их обитель – последняя надежда семьи.

Тильда фыркает, заливается краской и притворяется, будто занята делом.

Мари переводит взгляд на приорессу и, скривив губы, добавляет, что вообще-то эта девица – родственница Тильды. Четвероюродная сестра? Некая Авис де Шер.

Музыкальное имя, думает Мари, старой аббатисе Эмме понравилось бы, она снова и снова негромко его напевала бы.

Тильда со стоном роняет перо. Не может быть, отвечает она, Авис сумасбродка, обуздать ее невозможно. Она родную сестру сунула головой в навозную кучу и не выпускала, пока сестра не додумалась притвориться мертвой.

Что ж, я могу лишь попытаться ее обуздать, сухо отвечает Мари, но высшую узду избирает лишь Бог.

Простым земным смертным вряд ли удастся удержать Авис в монастыре, говорит Тильда.

Выбора у нас нет, произносит Мари, мы должны попытаться. И кончим на этом.

В день приезда Авис у Мари дела в городе, на улице ливень, ветер швыряет струи воды, и, покончив с обязанностями, Мари идет помолиться в собор. Приоресса и субприоресса провели все утро в молитве и теперь, прячась от ветра за дверью, ждут, когда на улице покажется новициатка.

Позже, вернувшись в аббатство, Тильда, заперев дверь кельи аббатисы, расскажет Мари, как грубо Авис говорила с сопровождавшими ее родственниками, как ярилась и бушевала, как не позволяла им спешиться, как поливала их бранью, и в конце концов родственники, побледнев, развернули коней, так и не встретившись с приорессой и субприорессой. А девица, дождавшись, пока они удалятся, прокричала им в спину: вот вы и заклали агнца, а теперь убирайтесь к черту. После этого Авис заметила Тильду, угрюмо смотревшую на нее, обозвала ее ужасно грубым словом и потребовала аббатису. Ей сказали, что аббатиса в соборе, Авис увидела, как Года побежала за Мари, и, обогнав немолодую субприорессу, первой взлетела по ступеням собора.

Высокая деревянная дверь со стуком распахнулась, Мари обернулась и увидела в притворе девицу, светлые волосы прилипли к ее щекам, шее, груди, платье чересчур тонкое и прозрачное до неприличия, оно промокло насквозь и так облепило тело, будто девица расхаживает голой средь бела дня. Не красавица, нет, черты сдавлены, лоб блестящий и выпуклый, как яйцо, светящееся сводчатое окно.

Но при виде нее что-то поднимается в душе Мари, что-то ужасное. И тихо шепчет, что ради такой девицы впору спалить аббатство.

А девица с горящим взором бросается к Мари, и бледное острое личико ее мокро отнюдь не от слез.

Аббатиса, не шелохнувшись, смотрит на приближающуюся девицу. Руки Мари все так же сложены в молитве. Можем ехать в обитель, цедит Авис, подойдя, ваша узница здесь.

Мари встречает Авис долгим взглядом, та с трудом переводит дух, глядит раздраженно, в дверях появляется Года, но тут же и исчезает. Аминь, произносит Мари и крестится. Потом, насколько возможно медленно, поднимается, выпрямляет спину, вытягивается во весь свой великий рост, подходит к девице и заключает ее в объятия. Та вырывается, но Мари с легкостью удерживает ее. Мари заговаривает спокойно, глядя девице в макушку, и, говоря, видит, как дрожит лицо Авис, как на волосах ее тускнеют капли, как высыхают остатки влаги на ее шее и ушах.