Они, как оказалось, из газового пистолета стреляли. Ну, думаю, спасибо. Подняли в два часа ночи, обкурили, ослепили, да к тому же ещё и подвергли опасности возможного нападения.

Когда отвозили домой, остановились у перекрёстка на красный свет. Прямо у самого светофора по земле ползал пьяный мужичок.

— Чего ищешь? — Не без ехидства спросил один из милиционеров.

— Друга потерял. — С трудом ответил пьяный и своим ответом вызвал смех.

— Ну, ищи, ищи. Может, найдёшь. — Пожелали они ему и поехали дальше.

Случилось так, что жена отправлялась в командировку, а я был занят писанием диссертации. Ребёнку нужна была няня. И в этот момент, как нельзя, кстати, приехала тётя Клава, дальняя родственница моей жены.

Узнав о нашей проблеме, она вызвалась присмотреть за Никитой. Жена с лёгким сердцем на это пошла. Её можно понять, она командировку ждала целый год. А я, признаться, тёте Клаве не поверил, и вместо того, что бы заниматься делом, сидел, подслушивал, что там у них в детской происходит.

— Мать, Никитушка, значит уехала? — Говорила тётя Клава. — Ну, что ж, молодая, пусть себе гуляет. А муж, он не стенка, можно и отодвинуть.

— Мама любит папу. — Пробовал заступиться за меня сын.

— Ты ещё мал, не понимаешь. В семье, как говорится, сильно мил не будешь. На стороне оно всегда слаще.

Эти речи меня насторожили. Я вспомнил, как тётя Клава, сразу по приезду, рассказывая жене что-то секретное, на весь дом кричала: «А я ему отвечаю, и слава Богу, что сексуально озабоченная! Это счастье моё, что мне шестьдесят лет, а я всё ещё сексуально озабоченная!». Становилось ясно, отчего тётю Клаву несло в одну сторону.

В этот момент Никита, видимо, ударил её молотком по голове.

Не настоящим, игрушечным, при ударах которого раздавался характерный музыкальный звук. Именно такой звук я за стеной и услышал. И сразу же вслед за ним, послышался обиженный голос тёти Клавы, пытавшейся взять вышедшую из-под контроля ситуацию в свои руки.

— Ой, Никита, как говорил кот Базилио, ребята, давайте жить дружно.

— Этих слов кот Базилио не говорил. — Тоном знатока заметил сын. — Эти слова говорил кот Леопольд.

— Да? Разве? Не один ли чёрт? Всё одно не русский.

— Бабушка Клава, расскажите мне сказку про Сивку-Бурку Вещую Каурку.

— Э-эх, милый, укатали сивку крутые горки. Не помню я этой сказки.

— Тогда про зайца и лису. — Не отставал Никита.

— Про лису и зайца? А тебе можно такие сказки слушать?

— Можно. Мне папа и мама по книжке читают и так, без книжки, рассказывают.

— Такое в книжках теперь печатают? Ну, хорошо, слушай. Встречаются, значит, в лесу на опушке, «косой» с лисицей. И заяц у неё спрашивает: «Кума, а кума, как бы нам с тобой поладить?». «А в чём дело, — лиса ему отвечает, — подари мне сапожки со скрипом, и мы поладим».

Пошёл заяц в деревню, залез в чужой огород, нарвал там целый мешок капусты и снова к лисе возвращается. «Вот тебе лиса, что просила, да не одни, а сразу десять пар». А капуста же твёрдая и скрипит, поверила ему лиса. Легла, раскинулась, как лягушка. Мешок под голову положила, чтобы не стащили.

Заяц делает своё дело, знай старается, а она лежит счастливая, улыбается. И такую песню поёт: «Ты тряси меня, зайчишка, скоро буду щеголять». А заяц ей подпевает: «Ты давай, крутись-вертись, такая-сякая, скоро будешь щи хлебать».

Надо признаться, что я, увлечённый сюжетом сказки, совсем забыл о том, кому её рассказывали. Представил себе лису, лежащую на мешке с капустой, зайца получающего своё и то, как они об этом поют. Вообразил находчивых, современных, людей, которые с удовольствием поставят такую оперетку на сцене академического театра и улыбнулся.

Тётя Клава, тем временем рассказывала о том, как она, будучи юной, полюбила строителя.

— Он Братск строил. Братскую ГЭС, — говорила она. — Автослесарем в колонне работал, шестнадцать лет ему было. Он по малолетству четыре часа работал и в вечерней школе учился. За год два класса заканчивал шестой и седьмой. Я жила по соседству, на год старше была. Забегу к нему и кричу с порога: «Славка, пойдём на танцы в Постоянное?». Посёлок там был такой, так назывался. Там всё кругом одни посёлки были: Братск — 9, Братск — 3, Братск — 5. А потом, как расстроили — стал просто город Братск.

А в Постоянное надо идти было через мост. А мост этот, смех один, над водой только на пять сантиметров и возвышался. Вода прибывала и пока мы до него дошли, он уже под водой оказался. Делать нечего, Славка ботинки снял, брюки засучил до колен, меня на руки взял и пошёл через мост. Мост прошёл, давай меня снимать, а я в шею ему вцепилась и ни в какую. Он сразу сообразил, в чём дело, видать, в голове мысль прошла.

А там, за мостиком, крутая насыпь с одной стороны, а с другой стороны дорога и за ней брусничник. Он меня понёс, положил на бруснику, я и заплакала.