– Как твое воскресенье? – Вера чмокнула мужа в щеку, обрадованно щуря глаза.

Она, хоть и устала, пребывала в отличном настроении: на планерке объявили, что после майских праздников произойдут кадровые перестановки, и, возможно, ее назначат старшим мастером гидрометаллургического отделения. Иван Феликсович искренне порадовался успехам жены, и это позволило забыть на время о внутреннем волнении. За рассказом о нескольких производственных эпизодах, они вошли в арку, и, повернув влево, достигли подъезда.

Металлическая, видавшая виды, дверь имела два режима работы. Она либо открывалась не с первого раза, либо не закрывалась вовсе. Сегодня электромагнитный замок решил отдохнуть, впуская всех желающих без разбора. Стены подъезда недавно подверглись жестокому ремонту, и свежая еще желтая краска струпьями подтеков едва скрывала предыдущую, синюю. Узкий, похожий на гроб, лифт с трудом вмещал трех некрупных персон, хоть и был рассчитан на четырех. Со страшным скрипом, по словам Веры, напоминающим «мучения дикой собаки динго», лифт прибыл на первый этаж и раскрыл процарапанные по низу дрожащие створки.

Вера с мужем вошли, и вслед за ними в тесную (и откуда взялась?) кабину юркнула тетка лет пятидесяти с перекошенным лицом. Иван Феликсович ее сразу узнал, она жила на восьмом этаже и работала, судя по ее частым разговорам по телефону с клиентами, риэлтором, как и Сергей Тухленков. Доехав до пятого этажа, риэлтор и Иван Феликсович вышли на площадку, а Вера не успела, и лифт уехал на восьмой этаж. Пока они ждали Веру, «кривомордая», как мысленно окрестил тетку Иван Феликсович, выговаривала ему по поводу незнания этикета и невоспитанности. По ее разумению, выходило, что тетку следовало запустить в кабину первой, и сейчас бы не произошло такого казуса, и вообще, «провинциалам следовало бы почитать о хороших манерах, прежде чем приезжать в столичный город». Иван Феликсович молчал, покорно ожидая жену, которая, улыбаясь, уже выходила из раздвинувшихся металлических створок и услышала последнюю фразу, мгновенно все поняв.

– Да пошла ты к черту! – Вера со злостью несколько раз пнула по закрывающимся дверям лифта, в которых исчезала еще более покореженная физиономия тетки-риэлтора, тужась и выдувая, как жаба, из себя слова-пузыри. Она явно не ожидала такой реакции от молодой красивой женщины, поэтому ответ ее уже из уносящегося наверх лифта звучал нелепо и жалко.

– Не знаю, что лучше: любить тебя или бояться? – шутливо заметил Иван Феликсович, открывая дверь квартиры и пропуская Веру вперед.

– Тебе воспитание не позволяет теткам давать отпор, так что я за тебя это с удовольствием сделаю, – ответила Вера, скидывая грозные ботиночки.

Ночью Иван Феликсович долго не мог уснуть, в памяти всплывали волнующие события двух прошедших дней, но больше всего тревожил вопрос: что же будет дальше и как со всем этим жить? Под мерное дыхание Веры перед его глазами вспыхивал и колыхался цветными мазками, словно на картинах экспрессионистов, милый образ Сони. Мысли стрелками испорченных часов непрерывно крутились, не принося ночного спокойствия. Только под утро он провалился в неровный и больше похожий на бодрствование сон.

Понедельник выдался дымчато-солнечным и душным – дело явно шло к грозам и затяжным беспощадным ливням, против которых у петербуржцев не было приемов, кроме как остаться дома, заболеть или просто умереть. Смена погоды или даже намек превращала головы метеозависимых людей в колокола, чугунные языки которых без устали и немилосердно раскачивали невидимые звонари и били, и били ими о черепные коробки, не щадя ничего и никого.

После обеда Ивану Феликсовичу позвонил Григорий и попросил о встрече вечером, что было неожиданно. Встречались друзья, как правило, по пятницам, и очень редко по будням, обоих выматывала работа. Одного – однообразием и монотонностью офисного бытия в виде руководителя отдела продаж, второго – суровой непредсказуемостью начальника цеха металлургического производства. Было кое-что еще, что немного беспокоило Ивана Феликсовича. Григорий хотел увидеться в девятнадцать-тридцать. Как раз на это время был забронирован столик в кафе рядом с домом Ивана Феликсовича, и он уже предвкушал. Нет, не ужин, а приятные его последствия. Вера сегодня была в ночную смену, поэтому ночь была в полном распоряжении новоиспеченных влюбленных. Нехорошее предчувствие неприятно кольнуло Ивана Феликсовича в районе желудка, когда он вспомнил, что Григорий не только не собирался пояснять причину встречи, но был краток, резко, словно приказал, завершил разговор. На все попытки выяснить причину встречи, Григорий отделался банальной фразой о том, что это не телефонный разговор. Друг есть друг, поэтому Иван Феликсович, конечно, не мог не встретиться. Слишком длинный путь они вместе прошагали, и оба ценили и берегли близкие отношения. Предупредив Соню о задержке, как минимум, на час, он как вилка впился в желе своей такой привычной и от этого такой родной рутины.

На работе Иван Феликсович был другим человеком, нежели в обычной жизни. Если дома он частенько предавался ленивой неге, запросто мог поваляться на диване, то здесь он преображался. В его команде были совершенно разные люди, но каждого он изучил, ко всем имел подход. Без знания психологии в продажах делать нечего, и в этом смысле Ивану Феликсовичу сильно, от природы, повезло. Он, действительно, искренне интересовался людьми, их миром, их увлечениями, принимал их такими, какими они были и мастерски использовал эти знания во благо своей карьеры. Для него управление персоналом заключалось не в отслеживании средних по рынку заработных плат, тщетных анкетах, безнадежных таблицах или безликих презентациях, разработке, якобы, новых мотивирующих механизмов, от которых сводило скулы не только у тех, кому это предназначалось, но даже самим разработчикам становилось порой тошно. Формализм был чужд Ивану Феликсовичу, подчиненные чувствовали это, советовались с руководителем, уважали его за умение предоставить самый верный и скорый путь для преодоления любых сложностей, старались не подводить его. Иван Феликсович не скупился на похвалу, даже, если результат был более чем скромным. Чего он на дух не выносил в коллегах и подчиненных, так это глупость, лень и ложь. И чем старше он становился, тем быстрее определял в людях эти убийственные для продаж качества, без сожаления расставаясь с подобными кадрами.

Не совсем обычным способом стал он начальником. Скорее, ему пришлось им стать поневоле. Предыдущий руководитель, которого он считал своим учителем, погиб вместе с женой в автокатастрофе от лобового столкновения, в пяти кварталах от собственного дома в районе Сестрорецка. Уныние от несчастного случая сменилось муками выбора: либо он, как старший продавец, становился руководителем, либо из Москвы присылали весьма нелицеприятную личность, славившуюся своим специфическим отношением к подчиненным. Иван Феликсович, привыкший скрываться от формальностей за крепкой спиной начальника и не горевший желанием погружаться в бесконечные совещания и отчеты, принял предложение. Конечно, он советовался с Верой и Григорием, и те в один голос убедили его, разбив на корню все сомнения и страхи. Позднее, Иван Феликсович убедился в правоте близких людей, считая, что у него получается руководить, и он на своем месте.