Страстей и горестей неделя,Напоминанье о кресте,Которым эры ныне делятНа до и после. Тех страстей,Что призваны очистить души,Как чистит ржавчину наждак.А мы опять: чего б покушать,Как разговеется бедняк.Яйцо и есть нам Роза Мира —Начала и концы таитИ сотворённого кумираНесёт в Аид.
«Мать-мачеха – карикатура…»
Мать-мачеха – карикатураНа жизнь в тюрьме и вне тюрьмы.Я падал на колени сдуруПеред желтком цветка. Увы!Национальную идеюНе там искали и не так:Тут, на дворе тюремном, где яЕй кланяюсь за просто так,Мать-мачехе. И всем народомНе можем разделить ту связь:Одним лицом она свобода,Другим, точнее мордой, – в грязь.
«Понятно, что конец апреля…»
Понятно, что конец апреля:Мать-мачеха опять цветёт.Да, жёрнов хоть неспешно мелет,Муку хорошую даёт.А мyки – в прошлом, злом и зимнем.Оно пригвождено капелью,Как басурман – крестом и гимном.Мать-мачеха, конец апреля:Дыши, на то тебе мандатИ выдан Росгидрометцентром,И ты, как дурень сельский, радОбрывкам вечной киноленты.
«Скажи мне, сорная травинка…»
Скажи мне, сорная травинка,Какой судьбой, какими ветрамиЗанесена сюда, где ФСИНксаОкрест на много километровВладенья, где царит режим,Несовместимый с мирной жизнью?Смеются сорняки над ним,И я смеюсь, пока не брызнетСлеза, пока не жжёт глазаМне немощь русского народа(Сентиментальность, что-то вроде),Не понимая ни азаВ закономерностях природы.
«Мы отдаём ли в том отчёт…»
Мы отдаём ли в том отчёт,Что Человеческому Сыну,Не вылепленному из глины,Всё ж глиною забили рот?Нагорную впустив в пол-уха(В игольное ушко – верблюд),Апокрифические слухиПускали в иудейский люд.Полюдье словно половодьеЗахлестывало Израиль.А речь его, как что-то вродеБикфордова шнура, фитиль,К пороховой ведущий бочке,Опасна. Посему Пилат(Шлем – как пожарный), говорят,Лил воду долго. (Авва, отче!)Вода спасает грешных чад.Неделя страсти человечьей.А бремя страсти не снестиНи чистым ангелам, ни нечисти.Мы видим станции в путиПо этой Via Dolorosa,Где скорби протянулась нить.И мы отходим от наркозаИ только начинаем жить.
«Листок, что от ветки на Марьиной роще…»
Листок, что от ветки на Марьиной рощеВ роддоме явился на свет,Летает по свету: то стонет, то ропщет,То бедам готовит ответ.Пусть будет их сотня, хоть чёрная стая,Хоть пеплом забьёт небосвод,Листок пригождается, где обитает,Где русский прижился народ.Листок, он не сдохнет – хоть толстый, хоть тощий,Пусть Ирод ведёт хоровод,Листок, что родился на Марьиной роще,Весь высохнет, но не умрёт.
«Зреет год, как помидор…»
Зреет год, как помидор,После Пасхи плод весомей.Календарь, до этих порТощий, тянет на два тома.Повернётся нужным бокомК солнцу – и почти созрел.Но до истеченья срокаГодности как будто целЦелый год, и жизнь, и вечностьБез уныния и страха,Как Сын ЧеловеческийВ Пасху.
«Когда он шёл к Ершалаиму…»
Когда он шёл к Ершалаиму,Клонились ветви от листвы.Гонимые – всегда гонимы,Не защититься от молвы,Хулы, хвалы, дурного слова,Скрижалей, каменных на вид.Он шёл, клонились ветви сноваКак извинения обид,Прошедших, будущих, всегдашних.С трудом даётся каждый шаг.Мне от увиденного страшно,От страха прячусь средь бумаг.Но как ни комбинируй строфы,Под форму подгоняя суть,В конце пути всегда Голгофа,И будет пройден скорбный путь.
