Произошло то, чего и ожидал Вальтер. Сосед заговорил с ним и спросил, не из северной ли он Германии? С каким удовольствием слышит он свистящие «ст» и «сп». Ведь в тех краях говорят на чистейшем верхненемецком диалекте. Нельзя ли ему подсесть к столу Вальтера?

Сразу же завязался оживленный разговор о великолепной погоде, установившейся в дни троицы, о большом притоке туристов в этом году, о красотах Исполиновых гор. Вальтер узнал, что Эльба рождается к западу от Высокого Рада, на самом гребне гор, но, к сожалению, огорченно прибавил его собеседник, на богемской стороне! («На богемской», — сказал он, а не «на чешской»). Он посоветовал Вальтеру взять у бургомистра в Шрайберхау пропуск на переход через границу и прогуляться в долину Эльбы. В «Рюбецале» можно с большим комфортом переночевать; он предложил помочь Вальтеру достать пропуск. На такую прогулку самое приятное отправиться ранним утром.

Вальтер счел это предложение заманчивым, поблагодарил своего нового знакомого за любезность и готовность помочь.

Тот представился: Франц Кирсей.

Вальтер назвал свое имя: Дитрих Пельтен.

Они чокнулись и выпили за доброго духа здешних мест Рюбецаля[13].

— Простите, минутку! — сказал Кирсей, подошел к стойке и о чем-то поговорил с хозяином гостиницы.

Вальтер между тем рассматривал свою карту, но мысленно перебирал все, что было в его рюкзаке. Насчет того, кто такой этот Кирсей, у него не было никаких сомнений. Как странно, что у всех шпиков одни и те же пошлые физиономии, одни и те же тонкие, остренькие носы. Он даже тихонько рассмеялся — вспомнил о психологических рассуждениях Ганса Брунса насчет носов. По мнению Ганса, характер человека можно с полной уверенностью определить по форме носа.

Господин Кирсей с сожалением объявил, что у хозяина есть только один номер на двоих. Это не удивило Вальтера, и он ответил, что, если господин Кирсей ничего не имеет против, он поселится вместе с ним.

Так и порешили.

Кирсей после обеда отправился в ратушу узнать, когда принимает бургомистр, чтобы поговорить с ним по поводу пропуска. Вальтер остался, выпил кофе и, как истый альпинист, с терпением, близким к одержимости, принялся изучать по карте ущелья, перевалы и дороги в Исполиновых горах.

А кельнер, украдкой поглядывая в сторону стойки, неслышно топтался вокруг, передвигая пепельницы на соседних столиках, смахивал салфеткой крошки со скатертей. «Одного поля ягода с Кирсеем?» — подумал Вальтер.

Кельнер вдруг спросил:

— Вы заплатите сейчас, сударь?

В эту минуту вошел хозяин.

— Пожалуйста! Сколько с меня?

— Можете рассчитаться и завтра! — откуда-то сзади подал голос хозяин.

— Отлично, это даже удобнее! Покажите мне, пожалуйста, номер. Я хотел бы разобрать рюкзак и помыться.

— Прошу вас.

Господин Кирсей действительно явился в номер, а Вальтер вскоре отлучился, чтобы дать возможность шпику порыться в его вещах. Найдет он в них две верхних рубашки, две пары кальсон, полдюжины носовых платков, шерстяной свитер, полотенце, бритву и мыльницу. В боковых карманах — фамильные фотографии, несколько конвертов, адресованных «Дитриху Пельтену, Бремен, Штедингерштрассе, 7» и две брошюрки: «Смысл, цель и задача национал-социалистской трудовой повинности» Константина Хирля и «Прусская женщина Агнесса Мигель — воплощение германского духа» Пауля Фехтера.

На следующий день господин Кирсей не отказал себе в удовольствии проводить Вальтера до самого гребня горного хребта. Они расстались, как старые друзья, и Вальтер пообещал, что к концу отпуска обязательно заглянет в «Рюбецаль».

Очутившись на чешской стороне, он передохнул на туристской базе, выпил свою первую чашку кофе за границей и бросил последний взгляд на Германию.

II

Дорога через границу с вершины горного хребта на Шпиндельмюле, ближайший чешский городок, откуда шел автобус в областной город Гогенэльбе, была трудна, даже опасна, но необычайно красива. Эльба, вырвавшись из скал, резвыми и грациозными скачками неслась в долину через утесы и горные склоны, шумная, бурливая, своенравная. Вековые высокоствольные сосны на горных склонах, окаймлявших долину реки, стояли, как богатыри из старинной легенды.

Вальтеру казалось, что он видит детские годы какого-нибудь старого родственника, вроде добряка Густава Штюрка. Он всегда знал Эльбу только широкой, ровной рекой, спокойно катившей свои волны, давно забывшей всякие капризы и шалости, величественно текущей навстречу своему концу. А эта Эльба, резвое дитя гор, была его первой спутницей в чужой стране, на чужих дорогах, и в то же время близким другом и земляком. Вальтер прыгал с камня на камень, спускаясь в долину, широкую и ровную. Путь Эльбы был его путем. Но, разумеется, там, где Эльба описывала на равнине широкую дугу, пробивала себе дорогу сквозь горы и устремлялась в Германию, ему пришлось с ней расстаться. На родине, у ее теперешних властителей, для него было наготове лишь одно — тюрьма.

Долго ли придется прожить на чужой стороне? Может быть, годы? Удастся ли изгнать этих палачей в мундирах прежде, чем они погубят весь народ?.. Родину он покидал не с проклятием на устах, а с горячим призывом. «Сумей же, родина моя, оградить себя от тех властителей, которые правят тобой не ради тебя, а ради самих себя, которые уже сегодня покрывают тебя позором, а завтра, если они останутся вершителями твоих судеб, ввергнут тебя в преступление и кровопролитие».

Мысли его обратились к Гамбургу. Какое скопище преступников, облачившихся в великолепные мундиры, в одном лишь городе, его родном городе! Этот негодяй обер-комиссар с его бархатистыми глазами! Этот бездушный бюрократ и педант, дьявольски жестокий полицей-сенатор! Этот хауптштурмфюрер: маникюр — и глаза, горящие жаждой убийства! Этот лукавый плешивый комиссар гестапо, готовый служить каждому, кто платит. Как беспомощно осекся этот современный bravo[14], когда его пленник отказался подписать, что жив!