Когда юная шведка появилась в комитете и выяснилось, что она останется на некоторое время руководить скандинавским отделом, большинство немецких товарищей отнеслось к ней явно неодобрительно. По их мнению, она была недостаточно скромна, слишком экстравагантна. Эти бросающиеся в глаза светлые, как платина, волосы, рассыпавшиеся по плечам, своеобразная манера одеваться… А что за дурная привычка вмешиваться во всякий разговор! Чересчур уж она непосредственна.

Так говорили товарищи, сами грешившие теми же слабостями, — говорили между собой, но не в ее присутствии. Перед ней строгие критики и хулители рассыпались в любезностях, и это раздражало Вальтера.

Как бы то ни было, от этой девушки исходило какое-то особое очарование. У Айны было немало привлекательных черт: она проявила себя хорошим, чутким товарищем, обладала веселым характером и смеялась так, что на душе теплело. Но и Вальтер замечал, что Айна Гилль любит выступать на передний план и вмешиваться во все происходящее.

С тех пор как появилась Айна, в комнатах комитета, заставленных шкафами и столами, заваленных грудами газет, стало как-то светлей, солнечней. Товарищи, раньше почти не замечавшие, как одеваются женщины, теперь распространялись о преимуществах оригинального вкуса, спорили о том, можно ли коммунистке красить волосы или употреблять губную помаду…

В этих разговорах не участвовала только одна Айна. Она делала то, что хотела, что считала хорошим и правильным.

Вальтер избегал ее. Он посмеивался и подтрунивал над товарищами, которые восхищались ею. Но в присутствии Айны замечал в себе странную скованность. Стараясь не выдавать своего замешательства, он делал вид, что она ему совершенно безразлична, втайне же был счастлив, если она обращалась к нему с вопросом или просила о какой-нибудь услуге.

Однажды вечером, напевая одну за другой арии Моцарта, он поймал себя на том, что непрерывно думает об Айне. Это показалось ему смешным и странным, он даже посмеялся над собой. Вальтер открыл, что у Айны много родственных черт с Рут — девушкой, которую он любил когда-то… Да нет, вздор все, тут же опроверг себя Вальтер. Рут — темноволосая, Айна — блондинка. Рут была тихой, мечтательной, замкнутой, Айна — веселое, жизнерадостное существо, с открытой душой, словно широко распахнутым в мир окном. Рут жила в его памяти как символ тоски и страдания; Айна была само здоровье, радость жизни кипела и переливалась в ней через край.

IV

Накануне 14 июля Вальтер устроил так, что «случайно» встретился с Айной на лестнице дома, где помещался комитет. Они вместе отправились на бульвар выпить чего-нибудь освежающего.

Пыльный воздух мерцал в ярких солнечных лучах. Небо было безоблачно, и ничто не мешало солнцу бросать свое расплавленное золото на стены домов и мостовую. Глазам было больно от обилия света, и платье прилипало к телу.

— Завтра на улицах будет ключом бить веселье, — заметил Вальтер. — Чувствуется, что настроение у всех великолепное.

Айна потягивала через соломинку ледяной напиток и, не поднимая глаз, ответила:

— Мое первое четырнадцатое июля в Париже. Не могу сказать, как я рада.

— Хочешь — проведем этот день вместе? — спросил Вальтер. Он сказал это как бы вскользь, но сердце у него сильно застучало.

— Что ж? Можно, — безразличным тоном сказала Айна.

Он предложил:

— Так давай встретимся рано утром и посмотрим военный парад.

Айна подняла глаза и чуть не с упреком сказала:

— Туда — нет, не пойду ни за что! Солдаты? Не хочу я их видеть.

— Есть солдаты и солдаты. Армия Франции Народного фронта станет народной армией.

— До этого еще далеко! — заявила Айна. — Пока еще это армия империалистов, грабящих колонии. Забыл, как она хозяйничает в Африке и Азии, среди колониальных народов? Я читала Лондра. Я знаю, как французские солдаты поступают с цветными в колониях.

Ранним утром Вальтер уже стоял в многотысячной толпе на Елисейских полях, по которым проходили соединения французской армии. Он должен был написать корреспонденцию для подпольной немецкой печати о праздновании 14 июля.

Батальон за батальоном проходили по широкой аллее к площади Согласия, и парижане встречали их ликующими возгласами. Вальтер внимательно присматривался к рабочим, буржуа, солдатам. Нет, это не шовинистический угар; в радостных возгласах не слышно агрессивных, ненавистнических нот. В толпе, окружавшей Вальтера, то и дело раздавались выкрики: «Да здравствует республиканская армия!», «Да здравствует армия народа!»

Впереди, в первом ряду, три молодые парижанки кричали проходившим офицерам: «Да здравствуют офицеры нашей народной армии! Да здравствуют народные герои!»

Как светились глаза у многих солдат! Как выдавали себя офицеры игрой лица! Одни радостно кивали, другие же старались скрыть явную неприязнь за непроницаемо застывшими минами.

Несомненно, в армии Третьей республики было еще немало офицеров, видевших своего главного врага не в немецких и итальянских фашистах, а в французских рабочих. Айна права, не доверяя им. Но она не права, отказываясь от попытки воздействовать на них. Три юные парижанки, приветствовавшие офицеров, действовали умнее.