В былые времена, давая характеристики людям, бедуины зачастую сравнивали их с теми или иными явлениями природы. Человека щедрого, рассказывал в своем увлекательном очерке о быте арабов в эпоху Пророка Мухаммада известный российский востоковед М. Машанов, величали «дождевым облаком», а алчного и скупого называли самумом, знойным аравийским ветром, несущим с собой тучи раскаленного песка. Несбыточные помыслы и устремления человека находили схожими с миражами в пустыне. О человеке, не преуспевшем в своих расчетах и надеждах, говорили, что «он — не первый, кого обманул мираж»; а о планах и намерениях человека, заведомо для него несбыточных, — что они «обманчивее миража».

Бич аравийской пустыни — это песчаная буря, ветер с песком, раскаленным и обжигающим, как огонь. В речи аравийцев пустынный смерч фигурирует под словом «самум», смысл которого — «яд» (слово «самум» в переводе с арабского языка значит «отравляющий», «убивающий все живое»). Длится такой буран в Аравии обычно пять суток. Поэтому в народе его называют хамсином (слово «хамса» означает «пять»). Случается, что свирепствует пустынный аравийский ураган и 14 дней кряду, засыпая песком становища и лежащие на границе с пустыней села и города. «Если появится самум, — говорят бедуины, — не стой у него на пути, ибо сметет он тебя и засыпет». Особенность самума в том, что, передвигая с собой горы песка, между поверхностью земли и «песчаным покрывалом» над ней остается нетронутым небольшое пространство. Оно-то и становится убежищем и для человека, и для животного.

«Люди и животные — бренны, — глаголит и поныне бытующая в племенах Катара присказка предков, — а песок и время — вечны». Время, однако, тоже бежит, добавляют бедуины, и уходит, порой, бесследно. Песок же, струящийся сквозь пальцы, но хранящий на себе следы времени, остается. Потому-то символ времени в Аравии — это песок.

Катарцы беззаветно преданы своим племенам. Такова традиция. Племя — это фундамент жизни катарца прошлого и настоящего. ‘Амр ибн Камиа’, знаменитый поэт доисламской Аравии, писал, что «племя араба — это кулак, которым он отражает врагов своих, и опора, поддерживающая его в жизни». В случае экстремальных обстоятельств, затрагивавших интересы всех и каждого, будь то засухи или войны, племя, по выражению хронистов, «сжималось в кулак, дабы сообща одолеть и врага, и ненастье».

Племя, замечает Р. Хойленд, автор увлекательных очерков об арабах Аравии, их истории, обычаях и нравах, напоминает собой «китайскую шкатулку» или «русскую матрешку» — состоит из множества семейно-родовых и родоплеменных кланов. Обязанности у всех «составляющих частей» племени, этого универсального социального института Аравии (у семьи, клана, рода и колена), строго расписаны. Каждый в племени знает, что ему надлежит делать и как поступать в той или иной ситуации (19).

Человек вне племени, то есть вне его защиты и покровительства, гласит один из чтимых арабами Аравии заветов предков, становится изгоем (хали), и «следы его на земле теряются». В наши дни межплеменная борьба в Аравии приобрела новые формы. Объектами схваток племен выступают уже не пастбища и колодцы, как прежде, а сферы политики, общественной жизни, экономики и торговли. Вне родовых и племенных структур добиться сколько-нибудь заметного положения в обществе, в государственных компаниях и в институтах власти, в министерствах и ведомствах, коренной катарец определенно не может. Этим и объясняется то, что почитание властей в лице старейшин родов, шейхов племен и эмиров из семейства Аль Тани, у коренного катарца — в крови; он впитывает его с молоком матери. Как и прежде, в почете у катарца и сегодня — сила, но не оружия, как в былые времена, а ума. «Слабость ума», то есть необразованность, у нынешнего поколения катарцев есть признак дурного тона.

«Человек, лишенный разума, — решето, человек ничтожный, — поучает сегодняшнее поколение катарцев одна из заповедей их далеких предков, — а наделенный разумом и знаниями — солнечный диск; и решетом, как известно, солнечный диск не закрыть». Величайшее богатство человека, утверждает народная мудрость арабов Аравии, — это знания и опыт, которые приобретаются в течение всей жизни; и поэтому «язык знаний и опыта жизни — самый убедительный». «Удача и успех тесно связаны друг с другом, — говорят хорошо знающие свое дело именитые бизнесмены Катара, — но основа любого успеха — это, все же, знания и опыт».

С ранних лет детей в семьях коренных катарцев учат блюсти честь и быть правдивыми с соплеменниками. «Правда блещет, ложь заикается», — повторяют к месту аксакалы-катарцы присказку предков. И добавляют: «Чем лгать и кривить душой, лучше хранить молчание».

Истинному мусульманину, наставляют своих потомков главы катарских семейств, надлежит вести образ жизни достойный, совершать предписанные Кораном дела добрые и отстраняться от дел злых, порочащих честь и достоинство.

Во главе каждого племени стоит шейх, живое олицетворение мураввы, человек, наделенный лучшими качествами араба Аравии. Слово шейха в племени — закон. Будучи непререкаемым никем авторитетом, решения по сколько-нибудь важным для племени вопросам шейх, вместе с тем, принимает только на основании результатов их обсуждения с главами семейно-родовых кланов и «седобородыми», то есть со старейшинами племени. При судебных разбирательствах шейх в прошлом опирался на советы ‘арифов, то есть знатоков обычаев аравийской пустыни и родословных семейно-родовых кланов племени. Если соплеменник не соглашался с решением, озвученным шейхом, то должен был покинуть племя.

«Шейх — это отец своего народа, образец щедрости и мудрости», — ответит коренной катарец на соответствующий вопрос иноземца. Он тот, — к кому обращаются за советом и помощью, тот, «не приказам кого повинуются, а примеру кого следуют», человек с «крепким умом». Качества, высоко ценимые катарцами в своих вождях и правителях, шейхах и эмирах, — это разум и справедливость, щедрость и великодушие. «Главные привилегии шейха, — скажет катарец, — заключаются в том, чтобы мудро управлять племенем; искусно вести переговоры с властями, отстаивая интересы племени; гостеприимно, по обычаям предков, принимать знатных заезжих чужеземцев и облегчать участь нуждающихся соплеменников». «Государство процветает при щедрости правителя, — гласит народная мудрость арабов Аравии, — благоденствует при его правосудии, и твердо стоит на ногах при его уме».

В том месте, где шейх кочевого племени сходил со своего верблюда, снимал с него седло и давал распоряжение установить шатер, — там в прошлом и разбивали при перекочевках новое становище. Вслед за шейхом ставили шатры семейно-родовое кланы. Метрах в двухстах друг от друга, если поверхность вокруг была холмистой; если же ровной, — то на расстоянии метров четырехсот. Но это — весной. Летом же шатры располагались буквально бок о бок, в шаговой доступности от источника воды. Шатер шейха, обязанность которого состояла в том, чтобы «противостоять одним и оказывать прием другим», всегда находился с той стороны стана, откуда, по мнению кочевников, больше всего можно было ожидать «появления врага или прибытия гостя».