Он смотрел на неё и она слышала не призыв, не приказ, но что-то, чему противиться просто невозможно, да и желания не возникает. Нет, не так! И мысль не появляется этому не подчиниться, потому как на самом деле всё действительно просто, проще не бывает: вот Он, вот Она, а по-другому разве можно? С тех пор, как он камнем мамонтов гонял, а она в пещере уют наводила, только так и бывает.

Ветер шумел тревожно, будто протестовал, гнул ивы у берега, морщил воду, задирал угол пледа. Где-то тоскливо проскрипела чайка и затихла. Мир выцвел, посерел.

И всё случилось.

Ну, почти.

Маша ничего толком сообразить не успела. Просто её сильно толкнуло шерстистое и мокрое, завалив на бок. Что-то лязгнуло, клацнуло и рявкнуло, будто громыхнуло по грозовому:

– Арей, твою мать!

Мария приподнялась на локте, пытаясь пальцами содрать с лица липнущие прядки: ветер, оказывается, успел разгуляться не на шутку, вместе с волосами лез в глаза и рот, швырял в лицо пригоршни мелкого колкого мусора. Снова громыхнуло, и у горизонта фосфором высветлилась зарница. Кажется, это всё-таки не Добренко играл в Зевса-громовержца, а просто гроза началась.

– А ну иди сюда, ты… – и дальше матом, матом, трёхэтажным, семиэтажным и вовсе немыслимыми конструкциями.

Нет, всё-таки дрессировщик тоже орал. Оказывается, он и это умел.

Ну а пёс, которому предназначались все изыски отечественной словесности, неторопливо дотрусил до берега, аккуратно положил у лап спёртый бутерброд и уставился на людей, наклонив лобастую башку к плечу, мол: «Чего? По какому случаю переполох-то?».

Смотрелся зверь убойно, ну точь-в-точь выбравшийся из могилы мертвец: от носа до кончика некогда пушистого хвоста вымазанный почему-то мокрой землей, шерсть слиплась сосульками, морда довольная. Зомби, наверное, тоже выглядят довольными, когда на свет божий выбираются. Кому охота лежать в темноте да тесноте?

– Опять вольер разрыл, ты, … … … вонючий? – бушевал Добренко. – А ну иди сюда, … … собачья!

Никуда идти Арей явно не собирался. Ну или, по крайней мере, подчиняться хозяину в его ближайшие жизненные планы не входило. Внимательно выслушав красочные эпитеты, изрыгаемые дрессировщиком, пёс одним махом заглотал сандвич, презрительно сплюнул салатный лист и с места сиганул в воду.

– Ку-уда?! – раненым тираннозавров взревел Саша.

И вот тут Маша по-настоящему перепугалась, правда, сама не поняла чего, но разбираться времени не было. С воплем: «Ареюшка, не надо!» – Мария Архиповна вломилась в речку, подняв фонтаны брызг.

– Манька, тебя-то куда несёт? – ударило гневное в спину.

Вредный же пёс на отчаянный стон Мельге даже не обернулся, плыл себе и плыл, только уши топориком торчали.

Вода, почему-то чёрная и плотная, как дёготь или давешний кофе циркачей, подалась неохотно, будто не желая пускать Машу в глубину. И не сделав толком даже гребка, Мария осознала: плыть она просто не может. Забыла, как это делается, не помнит! Ни головой, ни руками-ногами, мгновенно ставшими тяжёлыми, как бетон. Она забилась, пытаясь выдраться из дёгтя и…

Бока обхватило стальными клешнями, Марию Архиповну дёрнуло вверх, как марионетку, очень светлые, очень злые глаза оказались совсем рядом – она едва носом их не клюнула.

– Манька, не дури, – сердито сказали в самое ухо, – тут мелко.

– Мелко, да? – несчастной овечкой проблеяла госпожа Мельге, ни черта не соображая.

– Мелко, – подтвердил Добренко, так и державший её за бока, будто плюшевого мишку. Подумал и добавил. – По пояс.

– Кому?

– Тебе, – Саша пожал плечами.

– А тебе?

– А мне по… Чуть ниже.

– Логично, – согласилась Маша. – А где Арей?

– Вокруг нас нарезает, с-скотина, – с чувством ответил дрессировщик.

Как он увидел, что там пёс делает, Мария понятия не имела, потому что смотрел-то Добренко совершенно точно на Мельге и взгляда не отводил, буравил зрачками. Кажется, вот именно про это в книжках для восторженных барышень писалось: «Его глаза были словно два пистолетных дула». Впрочем, может, там что-то другое имелось в виду, но вот Маше сейчас точно было не слишком комфортно, даже озноб по спине продрал коготками.

– Он, значит, нарезает, а ты меня обнимаешь? – хихикнула Мария в духе всё тех же барышень – от недавнего дикого испуга, неуверенности с общей потерянностью и сказанула-то, и хихикнула.

– Ну да, – смертельно серьёзно ответил Саша.

– Не правильно вы это делаете, господин Добренко, – Маша, очень ясно осознавая, что порет откровенную чушь, никак остановиться не могла. – Книжек, что ли, не читали? «Он страстно прижал её к своей широкой груди и нежно обнял могучими руками!»

– Всю.