– Тебе не кажется, что это мелочно?

Павел брезгливо стряхнул с безупречной брючины пушинку.

– Не кажется. Не такой уж мелкой сумма выходит.

– Сейчас у меня денег нет. Если ты подождёшь…

– Продай квартиру, – посоветовала Мария равнодушно, наблюдая за собой словно со стороны.

Это вот сейчас она правда про квартиру говорит? Про её собственную квартиру, гнёздышко своё, в которое вложено столько нервов, времени и денег? Где всё устроено именно так, как ей нравится? Дичь какая!

А веранду всё-таки стоит попытаться восстановить, а не отстраивать заново.

– И где мне жить прикажешь? – подал голос Павел.

– Тогда продай участок за городом.

– Сейчас? Когда там уже фундамент заложен? Не говори ерунды. Кроме того, Никки хочет жить в собственном доме. Ты представить себе не можешь, сколько сил она вкладывает в строительство. – Это вот, которая вроде «ошибка» и «случайность», тоже гнездо вьёт, получается? Интересно, третью дуру Павел себе найдёт? И что та обустраивать станет? Замок? – Но пока всё не закончится, нам надо где-то жить, поэтому сейчас о продаже квартиры речь не идёт.

– А снять приличное жильё ты уже не в состоянии?

– С беременной по чужим халабудам таскаться? – фыркнул супруг. – Ты соображаешь, о чём говоришь.

Но, видимо, сам сообразил что-то такое, потому как опять поморщился, поставил шикарно закинутую ногу на пол, выпрямился.

– Ты должна понять, как женщина, – надавил, даже вперёд подался, – у неё первая беременность, резус-фактор отрицательный. Я не мог настаивать…

Чуть раньше обида обожгла больно, а вот сейчас совсем никаких чувств не было, только кончики пальцев почему-то разом замёрзли. И под рёбрами, кажется, смёрзся лёд. Ведь у неё тоже была первая и отрицательный резус-фактор, а Павел… «Нам надо встать на ноги, всё ещё будет, потерпи!» И ведь в палате сидел, и за руку держал.

Получается, тогда мог, а сейчас не может? Почему?

– Ну вот что, господа хорошие, – голос на самом деле раздался за Машиной спиной, в реальности, а вовсе не в мечтах. – Меня достало. Уши вянут вас слушать.

– А ты не слушай, – вяло посоветовала Мария Добренко. – Подслушивать вообще нехорошо.

– Зато полезно, – хмыкнул дрессировщик, перемахивая через перила. – Значит, это и есть твой козёл?

– Послушайте, уважаемый, – Павел неторопливо встал, так же не спеша поправил пряжку ремня. – Я понятия не имею, кто вы, да меня это и не интересует. Но шли бы вы по своим делам.

– На самом деле, Саш, ты иди, – заторопилась Мельге, испугавшись до съежившегося сердца. Выглядели они… Ну как здоровенный породистый ухоженный пёс рядом с недокормленной дворнягой. Павел высокий, выше дрессировщика почти на полголовы, плечистый, валунки мускулов играют под тонкой рубашечной тканью. Добренко же жилистый, до черна загоревший, ещё бандана эта! – Я потом к тебе приду.

– Как знаешь, Мань, – Саша весьма успешно игнорировал Павла, даже спиной к нему повернулся и смотрел он на Марию эдак пристально, исподлобья. – Решать тебе. Только вот прямо сейчас решай, ладно? Или-или. Надоели мне все эти заходы с подходами. Давай, как скажешь, так и будет.

– Уважаемый!..

– Пасть закрой, – вежливо попросил Добренко, не оборачиваясь. – Ну, Мань, на чём порешим?

Мария Архиповна ничего не сказала, да это, кажется, и не требовалось.

– Смотри, сама напросилась, – усмехнулся дрессировщик. – Обратного хода нет. Теперь с тобой, – Саша наконец развернулся к Павлу. – Сам уйдёшь или помочь?

– А то что? – Супруг, теперь уже определённо точно бывший, тоже умел усмехаться. – Что ты мне сделаешь, доходяга?

– Саш, не надо, не лезь к нему, – опять залепетала госпожа Мельге, хватая Добренко за руку. – Давай сами уйдём…

– Ты за кого испугалась-то, за него или за меня? – дрессировщик глянул через плечо, укоризненно головой покачал, мягко высвободился и переставил Марию поближе к перилам, как куклу. – Обижаешь, Мань.

А потом сделал что-то такое очень быстрое, но не очень понятное, только Павел странно скрючился, почти тычась подбородком в собственные колени, взвыл, зачем-то отставив вывернутую и далеко вытянутую руку за спину – Мария не сразу поняла, что Саша придерживает эту вывернутую и вытянутую будто даже и ласково.

– Давайте не будем тут мусорить, уважаемый, – с непередаваемым сарказмом сказал дрессировщик, свёл супруга со ступенек, а потом дал такого пинка коленом под облитый итальянским льном зад, что Павел, явно против собственной воли пробежавший несколько шагов, вломился в сиреневый куст, как кабан.

***

Кустами экзекуция с вразумлением не ограничились. Саша, кажется, готов был оставить педагогику, но Павел, как, наверное, и любой нормальный мужик, которому даже не морду начистили, не пощёчину дали, а пинка отвесили, полез на рожон. Понятно, сделал он это абсолютно зря, но слов из песни не выкинешь. Пришлось Добренко его до калитки провожать, волоча за шиворот и периодически придавая ускорения всё тем же коленом. Строго говоря, бывшего супруга он не бил, Мария Архиповна с чистой совестью могла в суде клясться: даже пальцем не тронул. Но выглядело всё это и смешно, и унизительно, и мерзко, как в дурной комедии, когда от «испанского стыда» уже изнемогаешь, а выключить почему-то не можешь.