Злость Марека и неприятие были ожидаемы – не зря ж Агнешка постаралась, – но понимала Ярина и то, что двигает им. Понимала, что это не Марек гонит ее, а тот чужак, что присвоил себе его тело. Но самое главное, она понимала, что если жажду свою порочную он не утолит в ближайшее время, то конец его наступит еще быстрее, чем мог бы. А время им всем ой как нужно! Верила Ярина, что Агнешка искренней была с ней, когда говорила, что хочет помочь, когда обещала подумать, что еще можно сделать. Каждая минута жизни парня на счету… И Ярина, стараясь не думать о том, что сделает с ней Марек, если она ослушается и не уйдет, к нему вернулась. Села на топчан и осторожно коснулась плеча парня.

От ее прикосновения, как ни странно, Мареку стало легче. Столько тепла в этом касании было, столько заботы, что первый неосознанный порыв увернуться от руки гонимой девушки сменился вдруг покорностью. Марек замер, прислушиваясь к ощущениям, и отметил, что ему не противно. Подумал, может, зря девчонку оттолкнул?

– Если б я могла уговорить Агнешку прийти сюда – то я бы это сделала, - раздался за его спиной тихий голосок. – Но ты был слишком с ней жесток, она не вытерпела, сдалась… Прости, Марек, я не могу дать тебе ту, которую ты просишь. Не злись на меня, я же не пытаюсь занять ее место – я просто хочу тебе помочь. Позволь мне сделать это…

Она ждала, что скажет он в ответ, но он лишь еще больше сжался и капризно стряхнул с себя ее руку. Однако Яринка была уверена, что он услышал ее – сердцем, и капризность его – лишь должный протест, а сам Марек сейчас судорожно обдумывает ее слова. Потому замолчала, терпеливо ожидая его решение. И действительно, через некоторое время он зашевелился, развернулся и обиженно буркнул, глядя на Яринку:

– Она сама тебе это сказала?

– Да.

Яринка ждала, что он поймет все и смирится, будет искать иное решение своей проблемы и от безысходности согласится на ее предложение, но вместо этого вдруг в глазах его зажегся нездоровый блеск. Словно отыскав то самое решение, Марек попытался встать:

– Мне нужно выбраться отсюда… Помоги мне сбежать! Я должен с ней поговорить, я смогу ее убедить…

– Ты спятил? – бросилась к нему Ярина, перехватив за руку. – Не смей, слышишь! Даже думать не смей! Тебя убьют!

– Я здесь быстрее сдохну…

– Марек, нет! Ты никуда отсюда не уйдешь! Я теперь с тобой вместо Агнешки – со мной что хочешь делай, но высовываться не смей!

– Да не нужна ты мне! – рявкнул Марек. – Сколько раз еще повторить?!

Но колючие его слова ее уже не трогали – отскакивали, не долетая, померкнув перед новой опасностью. Он не оставлял попыток встать и отправиться к Агнешке, а она из последних сил пыталась его удержать от неминуемой гибели. Нелегкая это задача. Он сильнее, больше и одержим своей жаждой, – что может сделать хрупкая, измученная девушка? Но Ярина не сдавалась – вцепившись в его руки, она прикрикнула, надеясь, что хоть это собьет его с намеченного плана:

– Повторяй, сколько хочешь, но у тебя выбора нет! Агнешка больше не придет, смирись! И ты… к ней тоже больше не подойдешь!

– Ты кто такая, чтобы это решать? Кто ты такая?!

«Твоя невеста… Твоя любимая…» Ей так хотелось закричать это, глядя в его залитые яростью глаза, но знала – бесполезно. Не услышит, не поймет и не поверит – лишь сильнее разозлится и тогда уж точно прогонит.

– Тебя убьют, Марек! – взмолилась она, еще крепче вцепившись в его руки. – Ты жив лишь потому, что сидишь здесь, лишь потому, что за тебя дед Митяй поручился! Выйдешь на улицу – тебя разорвут! Ты хоть помнишь, что натворил? Вся деревня жаждет твоей смерти! А если они не разорвут – то это сделает мой отец… Марек, успокойся, я прошу тебя!

– Как мне успокоиться? Как?! Посмотри на меня! Я лезу на стены и трахаю свою лежанку вместо бабы! Да пусть убивают – я сам готов себя убить!

– Убить себя – единственный выход? Я-то чем тебе не баба?

– Я же сказал уже, ты мне не…

– Я хуже тех, на кого ты напал? Я хуже досок, об которые ты трешься? Пусть Агнешку я тебе не заменю – но уж точно буду лучше, чем все это.

От ее напора Марек притих. Недоверчиво посмотрел на свою лежанку с щелью между досками под стареньким матрасом, на Яринку… А ведь ему сейчас любую бабу покажи, и он разрешения не спросит – нагнет и возьмет, даже если это будет не Агнешка. Но ту, что сейчас находится рядом с ним, что сама себя так настойчиво предлагает, он почему-то не хочет. Вот смотрит на нее: действительно ведь, баба – молодая, и на мордашку ничего… А вот не хочет. Недавно двух девчонок на улице встретил – ни лиц их не помнит, ни тел, – но рядом с ними сдержаться не смог. Они вопили, кусались, брыкались, как необъезженные кобылицы, а все равно, пока свое не получил, не успокоился. С последней, правда, успокоиться не дали – поймали, так и не дав расслабиться. Но ведь потянуло… А с этой что не так?

– Не знаю, - признался Марек, настороженно приглядываясь к Яринке, ища в ней причины своего равнодушия. – Я не испытываю ни малейшего влечения к тебе.

– Я знаю.

Сказала так, будто и вправду знала. По крайней мере, видел он, что его слова ничуть ее не задели. Вместо этого, пока он сомневался, придирчиво разглядывая предлагающую себя жертву, Ярина встала, отошла чуть подальше и сняла сапоги, а потом стала снимать колготки. Марек встал и подошел ближе, заинтересовавшись действом, а она всего лишь помнила, как уходила от него Агнешка, и не хотела потом идти домой в таком же виде. Заметив остановившегося рядом парня, Ярина напряглась – больше всего она боялась, что он сейчас ее прогонит. Но он не прогонял – просто стоял рядом и смотрел, как она снимает колготки и аккуратно складывает их на дощатый столик.

– Наверно, ты не хуже досок, - проговорил он, уже внимательней оглядывая ее формы, пока еще скрытые под платьем. – Но те хотя бы не ревут и не сбегают от меня. За них меня не бьют…

Конечно, и этого тоже Ярина боялась. Хоть и помнила ту единственную близость, что случилась у них летом на поляне, полную нежности, заботы и любви, но иллюзий на этот счет не питала. Этот Марек не будет с ней ласков – ей будет больно, он растопчет сейчас и тело ее, и душу. Наверно, она тоже будет плакать – только не при нем, а когда вернется домой и забьется, как Марек, в угол кровати, когда свернется калачиком, обнимет дрожащие коленки и будет с ужасом думать, какой же глупой она была, когда перед ним разделась. Но, даже зная это, она не отступила.