Шрифт:
— Вот поженимся, и увезу тебя отсюда далеко-далеко, — мечтательно протянул Камиль.
— Это куда же? — удивилась Кристина.
— Да куда угодно! Хватит уже в дыре этой прозябать.
— Так, ты это о чем?! — девушка обернулась и вопросительно посмотрела на жениха. — Уж не хочешь ли ты покинуть общину?!
— Хочу! Хочу, Кристина! Вместе с тобой.
— А мне и здесь хорошо, не хочу никуда уезжать!
— Да что здесь хорошего? Сидим как звери в своем загоне — туда не ходи, на тех не смотри. Сиди в этой дыре всю жизнь и жди, пока с неба счастье посыплется… А если не посыплется?
— Камиль, я тебя не понимаю.
— Кристина, мы взрослые люди, а все живем по указке родителей. Все твердят, что Филипп — зло, а в чем оно, зло это? Может, не так уж он и не прав? Уже все другой жизнью живут, весь мир! И все живут, как им хочется. Ну вот взять хотя бы нас с тобой. Я тебя люблю, ты меня любишь — так кому же плохо будет, если я тебя чуть крепче обниму, чуть нежнее с тобою буду? Почему, если до свадьбы мы чуть больше себе позволим, нас непременно осудить надо будет? Вот скажи, кому какое дело?
— Опять ты за свое? Неужто совсем потерпеть не можешь? — рассмеялась Кристина.
— Да терплю, куда деваться! Только вот скажи, кому это нужно? Тебе? Мне? Быть может, общине?
— Что именно?
— Ну… принципиальность вот эта твоя. Ну вот скажи, какая разница, сейчас или через два месяца? Я ведь никуда не денусь, моя ты, что бы ни случилось. И не хочу я ждать до осени — хочу, чтоб уже сейчас целиком моей была ты! Хочу обнимать тебя, хочу целовать и не оборачиваться на глупые предрассудки. Все знают, ты у меня самая мудрая, самая целомудренная девочка на свете! Неужели кому-то в голову придет осудить нас за любовь или обвинить в ветрености?
— Так, прекращай все эти разговоры. Любишь — потерпи. Хочу свадьбу по всем традициям, хочу трепет первой нашей ночи. Не хочу я этих новшеств — хочу, чтоб все как раньше было, как у родителей наших.
— Родители наши прошлым веком живут. На Ренарда, вон, едва ли не молятся, Филиппа осуждают, что осмелился вековые устои пошатнуть да ненужные никому запреты снять… А ведь сам Ренард не так уж свят был, раз при жене и сыне с любовницей путался. Что-то целомудренные наши родители на это глаза закрывают…
Глава 2
Тем временем в нескольких верстах от поселения ренардистов, стуча кожаными сапогами по мраморному полу, молодой король в компании своего приспешника, маркиза Адриана де Рогана, направлялся в самое сердце своих владений.
— Что по Этьену?
— Ничего. Филипп, кроме тебя никто не знает, как он выглядит! — разозлился маркиз осточертевшему вопросу. — У нас нет никаких зацепок, ищем иголку в стогу сена, ты понимаешь это? Опять-таки, наверняка, он живет сейчас под другим именем — ну как прикажешь его искать?
— Я тебе тысячу раз уже говорил, ищите конюха.
— Филипп, конюх мертв! Я лично видел его могилу. Ну что тебе, выкопать его, что ли, чтоб ты поверил?
— А ты выкопай. Адриан, он жив. Ищите! Найдете конюха — найдете и мальчишку.
— Да откуда такая уверенность?
— Оттуда, — Филипп резко развернулся и впился гневным взглядом в своего спутника. — Жив он. И прячет этого выродка. Сам бы мальчишка без посторонней помощи не спрятался — его укрывают и укрывают очень хорошо. Кому Ренард мог поручить это дело? Конюх всегда крутился рядом. Перед смертью отец ходил на конюшню, после его смерти мать ходила к конюху. И вот же ж странное дело, не успело еще остыть тело моего батюшки, а маман уже отпустила Милоша на все четыре стороны! Зачем? Вот ответь мне, зачем?! А я не удивлюсь, если мать была заодно со своим драгоценным муженьком и специально отправила Милоша спрятать отцовского выродка. Ищите конюха. Он жив.
— Хорошо, Филипп, — вздохнул Адриан, благоразумно рассудив, что спорить себе дороже. — Мы делаем все, что в наших силах.
За спором они не заметили, как нарисовался перед ними какой-то невежда — завидев Филиппа, он бросился наперерез, тыча перед носом ворохом исписанных бумаг:
— Ваше Величество, взгляните…
Филипп недовольно поморщился, а маркиз тут же поспешил отпихнуть бедолагу в сторону, шикнув:
— Его Величество занят, неужели не видно! Пошел вон отсюда!
— Что за бардак! Откуда здесь посторонние? — недовольно бросил Филипп.
— Выясню.
Они прошли чуть вперед и уже почти забыли о несчастном, когда в спину венценосца долетело злобное обиженное шипение:
— Занят он… В кого ты только уродился такой? Животное похотливое! Кроме баб ни до чего дела нет!
Филипп резко остановился и обернулся, прожигая ледяным взглядом скорчившегося от боли мужчину. Потом так же резко отвернулся и тихо, но жестко, проговорил своему спутнику: