Из всей семьи в живых остались только дочь и он сам. Его любимицу, Гульшат, которую он когда-то мечтал отдать за Бангыз айнура, выдали замуж за какого-то нищего пастуха. Его сыновья были мертвы, его жен отдали в рабство, а земли обоих стойбищ Верховный взял под свою руку…

Больше айнуру в Сарандане делать было нечего, но и сбежать из столицы не так просто. Потому сейчас, превращенный ловкими руками Уганы в рыжего жителя Хаскана, лишившийся бороды и с позорно завитыми оранжевыми усами, Джан собирался покинуть страну – здесь у него не осталось ничего, а добраться до Правителя и отомстить он не сможет.

Путь в Синцерию занял немало времени, но Джан айнур не торопился – важно было не оставлять следов.

Покинув вечером столицу, он последний раз со слезами на глазах погладил крутую атласную шею Хаяна и продал его, изрядно поторговавшись. Дальше Джан некоторое время пробирался где пешком, где доплачивал за место в крестьянской телеге.

На подъезде к Арганазу он просидел в засаде почти четыре дня, тщательно выбирая жертву. Он всегда был умен и терпелив – и в этот раз удача его не подвела. Жертвой оказался молодой, но какой-то рыхлый и обрюзглый не слишком богатый торговец, и айнуру достался возок с двумя старыми коняшками, несколько рулонов шелка среднего качества, а главное – драгоценный фирм и восемь серебряных денариев.

В Арганазе новоявленный купец Фатан продал шелка, загрузил тележку тканью качеством получше, и уже утром следующего дня покинул город в составе каравана -- путь его лежал в Асанбад.

Зимняя дорога – тяжелая дорога, а главное – скучная. Времени на раздумья у Джана было достаточно. Пусть болела душа о сыновьях, о прежней спокойной жизни, стойбище, где все подвластно было его слову, но прошлая жизнь осталась в прошлом, это он понимал четко.

На ночевке в одной из деревушек он ночью тайком сам покрасил себе волосы и усы, все еще опасаясь быть узнанным. Утром выяснилось, что цирюльник из него совсем худой – и на лбу и на лице остались желтые пятна, и дочка хозяев, смазливая девчонка пятнадцати лет, хихикала над ним, когда он отворачивался. Мысль поселиться где-нибудь на окраине Сарандана перестала казаться айнуру такой уж правильной и заманчивой.

Дрова в дороге берегли, часто разводили общий костер, и он, внимательно прислушиваясь к разговорам, делал выводы. Сейчас наиболее безопасным ему казалось исчезнуть из страны и обосноваться там, на землях Синцерии.

У них другие обычаи, но язык он вполне способен понять. А если еще и продать шелк, да на эти деньги закупиться перцем, то можно неплохо разжиться деньгами. А там, в Синцерии, где он будет в безопасности, где не будет нужды брить бороду – украшение зрелого мужчины, краситься в этот позорный цвет и следить, чтобы седина не выдала его…

Можно будет взять себе молодую, здоровую жену. Он, Джан айнур, еще крепок и не так и стар, успеет родить сыновей и поставить их на ноги. Главным сейчас для него становились деньги – все же купеческих замашек у него не было, и чем больше он соберет золота сейчас, тем лучше будет его жизнь после.

Надежда всегда добавляет силы…

На подъезде к Асанбаду, он отделился от каравана и повторил трюк с засадой, выжидая одинокого и беспечного путника. Ушло больше двух дней. Молоденькая дочка у того оказалась хороша -- даже жалко было убивать, но все знают, что баба – отродье Хирга, он не дал им мозгов, зато дал длинный язык. В тележке торговца нашлось два мешка хорошей муки, связка шкур степной лисицы и небольшой шелковый ковер. Стоил такой ковер немало, его точно стоило везти в Синцерию. Или же стоило выгодно продать здесь? Джан колебался – сказывался недостаток опыта.

После Асанбада, сбрив вызывающую отвращение рыжину, поменяв коней и одежду на более дорогую, торговец Фатан поехал с большим удобством, в городе поменял весь товар на запас разных сортов перцев и благородного лавра. Он уже принял решение доехать до Гордеро и сбыть груз там. Все знают, самые высокие цены – в столице. А уже оттуда, с тугой мошной, можно будет поискать место где-нибудь в провинции, где можно будет жить своим домом, достойно и ни о чем не печалясь.

В Гордеро он остановился на окраине города, но сдавать груз не спешил – сперва нужно выяснить цены, чтобы не прогадать.

В общем-то, айнур почти смирился с тем, как повернулась его жизнь – монотонная дорога умеет успокаивать. Он неплохо заработал на убийствах и грабеже. Сейчас еще сдаст пряности и пополнит золотом кошель, а дальше будет видно.

Днем он бродил по лавкам, присматривался к людям, узнавал цены, любовался невиданными товарами, но медлил сдавать пряности, боясь продешевить – шумный, многолюдный город был ему любопытен, но не слишком приятен.

Однако ночью внешняя его флегматичность и неразговорчивость частенько заканчивались. Вспоминая о той силе и власти, которых он лишился, Джан скрипел зубами и проклинал Барджан айнура почти каждую ночь. Кто бы знал, как ярко и искренне он ненавидел этого ублюдка, этого сына леагра, который своей подлостью перечеркнул всю его жизнь! Даже в молитвах он чаще всего обращался к Хиргу, умоляя сделать посмертие Барджана невыносимым.

Именно Хиргу и вознес бывший айнур молитву в душе, когда в одной из лавок, где он залюбовался тонкой работы кинжалом, размышляя не купить ли себе такой, он столкнулся с Гурузом. Особую благодарность Богу лжи он вознес за то, что в этот момент стоял спиной к вошедшим.

Мальчишка был не один, его сопровождал какой-то высокородный – высоченный светловолосый парень, потребовавший показать новомодные пистоли. На самого Джана эти странные штуки особого впечатления не произвели, однако голос мальчишки был полон восхищения: