— Да так, разной дребеденью, по просьбе ребят купил в лавочке.

— И чего это они вдруг деньги тратят, когда можно у общества взять в кредит?

Кстати, не говорили ли ему на почте насчет денежных писем и о том, когда приедет кассир с деньгами для выплаты жалованья? Жаль, что ничего не слыхал. Что рабочие говорят насчет задержки платы? А, привыкли. А ведь у общества деньги есть. За обществом, пусть не беспокоятся, ломаного пенни не пропадет. Пусть работают хорошо. Общество умеет ценить хороших работников. Сам он, Курки, думает, что сейчас, когда, судя по газетам, так здорово идут дела на бирже и ожидаются крупные заказы, общество, наверно, все наличные деньги бросило на игру, на акции, на биржу, потому и произошла такая задержка.

Тут десятник испугался, что он, пожалуй, хватил через край в беседе с простым лесорубом, и замолчал. Так они некоторое время шли молча.

Молчание нарушил Инари. Если у господина десятника есть хороший табак или сигареты «Malta» или «Fennia», он с удовольствием купил бы: в чем, в чем, а в табаке и кофе он не может себе отказать. В этом грошовом ларьке в селении нет хороших сортов.

Курки немного смягчился: да, он мог бы уступить штук десять хороших сигар, но, понятно, за наличные.

Потом они снова шли молча, но разговаривать на этот раз начал уже Курки.

Он рассказал, что в их бараке есть молоденькая хозяйка, славная девчонка Хильда.

— Как зовут? — переспросил Инари.

— Хильда!

— У меня тоже есть знакомая девушка, тоже Хильдой зовут!

— А-а… — протянул десятник.

Он опять спохватился, не наболтал ли чего лишнего. Но они стояли уже около барака, в котором жил Инари. Было совсем темно в лесу, когда он вошел в берлогу, где ютилось около двух десятков крепких, сильных ребят.

— Нет, ты только подумай, Унха, у него опять полный мешок, — сказал Каллио и стал прятать карты в задний карман брюк.

Инари, как бы не обращая внимания на слова Каллио, громко на весь барак сказал:

— А тебе, Каллио, есть письмецо.

Это было совсем неожиданно. У Каллио не было ни жены, ни сестры, ни родителей, ни братьев, ни даже невесты. И кто бы мог знать его адрес?

— Может быть, ты перепутал все и письмо адресовано мне? — вступил в разговор возчик.

Он уже целых две недели ждал писем из дому о том, удалось ли жене выхлопотать снятие недоимки и что принесла корова — телку или бычка.

Каллио подошел к очагу и, распечатав письмо, стал медленно, при неровном красноватом свете углей, читать.

Белый огонь в очаге — к оттепели, красный — к морозу.

После конфирмации Каллио не часто приходилось что-нибудь читать.

Он медленно разбирал писанное от руки чернилами письмо:

«Товарищи рабочие севера! До вас дошли слухи об организованном и поддерживаемом финскими буржуями налете белобандитов на Карелию?..»

От напряжения и близости очага Каллио сделалось жарко. Он продолжал читать еще про себя:

«…Вооруженные силы брошены в наступление на Советскую Карелию. Там они грабят привезенный для карельских рабочих хлеб, жгут дома, пытают и убивают советских работников и учителей. Они пытались разрушить железнодорожные мосты, чтобы помешать движению. Чтобы затруднить перевозку продовольствия для голодающих и затруднить рабочим строить свое хозяйство…»

— Ребята, он получил письмецо от невесты из Похьяла, от Эльвиры, — подшутил Унха и смутился оттого, что Каллио даже не обратил внимания на его шутку.

«…Это дело рук финских белогвардейцев.

Каждый рабочий севера знает, что там, где находится шюцкоровец, лахтарь, егерь, — там кровный враг рабочего…»

— Всегда так бывает, — недовольно ворчал лесоруб, ожидавший вестей из дому: — кому на все наплевать и кто ничего не ждет, тому обязательно придет письмо, как мороз к январю.

— Да брось мешать, ты, заноза, — обозлился, наконец, Каллио. — Письмо-то вовсе не ко мне одному написано, а нам всем, ребята!

— Так все и будем читать, — обрадовался Унха и выхватил письмо из рук Каллио. — Я буду вслух, я в казарме приучен уставы и молитвенники читать.

И вот они — Каллио, Унха, лесоруб, ожидавший вестей из дому, возчик, с которым работал Инари, бывший легионер — читают это неожиданное письмо у очага. Инари куда-то вышел. Остальные уже засыпали.

— «…Товарищи!