Парни туже затягивали пояса и шли от одного лесного барака к другому, а на морозе есть хочется больше, чем в жарко натопленной горнице. Они знали, что огромные ящики — по 160 килограммов — американского сала были доставлены к лесопромышленным складам акционерных обществ, как только установился санный путь.

Продовольственный диктатор Гувер скупал свиной шпик, заготовленный на чикагских бойнях для американской армии. Но война кончилась, мир в Версале был подписан, и американская армия, даже экспедиционные ее отряды, отправленные для поддержания порядка и оказания «помощи русским» в Архангельск и Сибирь, уже демобилизовались, и огромные запасы сала некуда было девать. Оно медленно начинало протухать, снижая возможную прибыль, и тогда стало абсолютно ясно, что гуманная Америка не может спокойно смотреть, как вымирают от голода опустошенные войной целые области Европы.

Американское сало пошло по «сходной» цене (оно дважды было оплачено выигрышем войны) в кредит (самый выгодный вид займа — заем товарный) с немедленной доставкой (оно уже начинало портиться) в Европу.

Акционерные лесные общества в Кеми обрадовались возможности дешево достать корм для своих лесорубов. Впрочем, сало обходилось дешево только господам акционерам: лесорубы платили за него больше чем вдвое. Хороший хозяин на всем заработает: на труде лесоруба и на стоимости сала. Правда, тем, кто работал на заготовках общества, сало давали в кредит, и кладовщик только записывал выдачу на особых листках. Записи принимались во внимание при расчете.

Дело было поставлено хорошо, точно; никто не мог пожаловаться, что у него из получки высчитали больше, чем он забрал. Правда, все ворчали, что шпик обходится слишком дорого и, если бы не кредит, никто не стал бы его брать.

— Но разве есть такая страна на земле, где рабочие не жалуются? — глубокомысленно спрашивал десятник-надсмотрщик, краснолицый Курки, затягиваясь ароматнейшим дымом египетского табака.

За вечерним кофе он разворачивал широкие, пахнущие типографской краской листы «Суомелюс кунталайсен лехти».

Безработных могла согреть работа, но работы не было. Слишком много приходило ребят с юга. Все они были своими парнями, но работавшие на лесозаготовках лесорубы поглядывали на них исподлобья.

— Как бы из-за них не снизили нам плату, — сказал Унха.

— Тогда забастуем, как весной, — ответил Каллио, и, взглянув на трубку, он вспомнил ее прежнего хозяина, а потом вспомнил Сунила в его ярко-красной куртке, пылавшей, как костер в лесу.

Отличнейшая была куртка, хороший был парень. Они условились с ним встретиться к зиме. Но это дело не вышло. Каллио проиграл шулеру весной почти весь свой заработок и пошел помочь немного Эльвире по хозяйству. У него ведь не было никого из родных на этом свете. Свитер — вещь, конечно, отличная, но не в эту зиму, холодную, как никогда. Да, так вот, разве Унха уже заснул и не слушает его? Нет, не заснул. Так вот, Эльвиры он на месте уже не застал. Домик, паршивый, по правде сказать, домик, был брошен, окна наглухо забиты досками, а дверь замкнута — как будто стоило оберегать всю эту рухлядь! Прямо смех разбирает. Соседи рассказали, что за Эльвирой приезжал зимой отец и забрал ее, двух дочерей, корову и повез к себе обратно домой. Интересно, что скажет на это сам Олави, когда выйдет из тюрьмы. Он, наверно, не ожидал, что Эльвира так скоро забудет его и вернется к этому бешеному спекулянту. Но вернее всего, что Олави никогда никуда не вернется, хотя он и здоровяк. Ну, наверно, Эльвира так не думала, но послушалась отца. А он, Каллио, как раз собирался пойти помочь Эльвире, оказать услугу жене, или, вернее, вдове товарища и его детишкам.

Унха уже не слушал товарища. После дня трудовой работы сон не заставлял себя ждать.

— А если из-за этих безработных опять снизят оплату, тогда надо будет бастовать, — бормотал, поворачиваясь на другой бок, Каллио.

Но оплату на этот раз не снизили. Потому что парни, которые искали работу, тоже понимали, почем фунт лиха, и не хотели сбивать цен, как солоно им ни приходилось, а также и потому, что компания систематически опаздывала с выплатой жалованья не меньше чем на две недели, и в такой обстановке новое снижение оплаты неминуемо привело бы к забастовке. Забастовка могла если и не сорвать, то, во всяком случае, сильно затормозить работу на заготовках. Фирме же нужно было срочно выполнить заказы, чтобы получить из Англии новые, еще большие. Фирме забастовка была сейчас явно невыгодна.

Инари пришел на рассвете, когда лесорубы уже выходили из барака. В этом бараке было девятнадцать человек, а в соседнем семнадцать. Между двумя жилыми был выстроен барак для лошадей.

За поясом Инари торчал отличнейший топор, и большая сумка за плечами была туго набита вещами. Каллио встретил его на пороге и страшно обрадовался.

— Ну, вот кого не ожидал встретить!

Радость его не знала пределов. Он даже не заметил, что Инари продрог.

— Есть работа здесь? — сухо спросил Инари, видимо не желая много распространяться перед незнакомыми.

Каллио чуть было не обиделся.

— Ты один, без возчика и без товарища? — удивился он. — Как же ты не нашел себе компании?

— Здесь и артельно работы не найдешь, не то что в одиночку, — сказал подошедший к ним Унха. — Идем, Каллио, пора.

— Погоди секунду, это ведь мой лучший друг, — продолжал Каллио.

— Так это и есть тот самый Олави, о котором ты рассказывал?

Услышав имя Олави, Инари насторожился.

— Нет, это Инари. Про него я тебе ничего еще не рассказывал, а есть что порассказать.

И они пошли в лес на работу.

Инари остался один. Он вошел в убогий барак.

Сразу было видно, что здесь нет хозяйки. Огонь в каменном очаге затухал, и горький дымок щекотал ноздри.

Разбитое грошовое зеркальце, бреясь перед которым видишь только клочок бороды, было прикреплено к столбу, поддерживавшему бревенчатую крышу, скаты которой одновременно были боковыми стенами. На одной из постелей храпел человек.

Инари подошел к нему и толкнул его.

— Эй, пора на работу! Потеряешь место!