Юрий Брониславович вышел из кабинета Воздвиженского раздражённым в своём обыкновении. Выпустив своего нового знакомого, Виктор отправился к профессору, чтобы попросить похлопотать за Алевтину Сергеевну. А заодно и узнать, для чего она собралась вернуть Виктора в университет. Откуда взялся ремортационный агрегат, Холодов уже знал.

Виктор не знал, что в городе есть подразделение Мемконтроля, занимающееся потенциариумом. Подразделение не то, чтобы засекреченное, но не афишируемое. Оно и понятно: потенциариум — это не мемориум, где хранится многократно исправленное и исковерканное прошлое. Будущее — материя тонкая, и к ней нужен особый подход. Холодов слышал, что сотрудники «Потконтроля» (а как иначе назвать организацию, контролирующую потенциариум?) понемногу исследуют будущее и привлекают университетских мемористов (потому что науки потенциаристики пока ещё не существует) и математиков — специалистов в теории потенциала — в качестве теоретиков. Иногда исследователи путешествуют в будущее, но крайне редко и осторожно. И слава богу! Главное, что потенциариум пока закрыт для туристов и коммерсантов. Наших только пусти! Космодромы в торговые центры переделают, звездолёты будут летать с рекламой на борту, а на Марсе появятся боулинг и массажный салон. Такое уж у нас человечество — как ребёнок, находит новую игрушку и начинает забавляться.

Другое дело — мемориум, изъезженный вдоль и поперёк, превращённый из объекта познания в средство развлечения и увеселения. Ещё в бытность студентом Виктор почувствовал раздражение от примитивных потребностей мемтуристов-обывателей: свадьбы в мемориуме с историческими личностями в качестве свидетелей, прогулки на яхте по Панталассе или морю Тетис, бесполезные, но приятные водорослевые спа-процедуры на берегах суровой Ангариды… Политики не отставали: бывало какой-нибудь депутат, желая победить конкурента на выборах, создавал компрометирующую альтерну, в которой его соперник выступал в роли убийцы, насильника или противника обязательной вакцинации, снимал скандальный фильм и выкладывал его в Сеть.

Опытного мемориста нельзя удивить регулярно возникающими троллями и эльфами в раннем европейском Средневековье, и редкими отечественными домовыми и лешими у нас в ту же эпоху. Иногда под давлением настоящего в прошлом возникает магия, волшебство и работали заклинания. Мемконтроль, активный где не надо, не обращал внимания на такие «мелочи», потому как магия в Исторической доктрине не была отмечена как нежелательный элемент. Может и правы мемплюралисты, которые призывают к множественности основных линий. Для каждой более-менее крупной социальной группы должна быть своя основная линия: одна — для религиозных фанатиков, другая — для либерально-демократически настроенных граждан, третья — для патриотов-имперцев, четвёртая — для любителей мистики и фэнтези. Пусть эти группы не мешают друг другу, и каждая на своей исторической линии творит что угодно.

Бывает, что открытия не соответствуют ожиданиям. Читаешь фантастов прошлого века и умиляешься их представлениям об искусственном интеллекте: забавные роботы на транзисторах, которые умеют влюбляться и рассуждать о высоких материях. Как такие высокие чувства можно запрограммировать на перфоленте, уму непостижимо! И эти самые фантасты и не догадывались, что развитие искусственного интеллекта начнётся не с роботов, а с компьютерных игр и нейросетей.

Так и со временем. Сколько книг написано-перенаписано о путешествиях во времени, о парадоксах убитого дедушки, об эффекте бабочки с одной стороны и принципе самосогласованности Новикова — с другой, об изменении хода истории и альтернативных её ветках. Авторы-фантасты мечтали об управлении временем, корректировке истории. Самые смелые мечтали полностью покорить время, овеществить его и обратить на бытовые нужды. Например, омолаживаться путём локального изменения времени отдельного человека. Или мгновенно получать из обычного дуба морёный с помощью погружения его в воду и сильного ускорения времени.

А на самом деле прошлое оказалось совсем не таким: множество «резервных копий», сохранённых на «сервере»-Вселенной, которые можно менять, подделывать, подтасовывать. Можно даже уничтожать одни исторические эпизоды и создавать другие, ложные. Прошлое — не однородно, оно у каждого своё. Поэтому и воспоминания у всех разные. Одни помнят, что в детстве в садике были чудесные игрушки и концерты перед мамами и папами, в школе — талантливые педагоги и интересные уроки (хотя и не все, но половина точно), в студенческие годы — стройотряды и активная общественная жизнь. Другие же, наоборот, вспоминают из дошкольных времён злобных воспитателей и манную кашу с комками, в школе у них были учителя, больше похожие на армейских прапорщиков из анекдотов, и хулиганы, отнимающие мелочь в туалетах, а в студенчестве их морально давили туповатые активисты на нудных комсомольских собраниях.

Но и будущее неоднородно. Лучше сказать, что оно неопределенно, размыто, причём, чем дальше от настоящего, тем сильнее размытость и неопределённость.

Может, Холодов и забыл бы о будущем и о приключениях последних дней, утонул бы в университетской работе на кафедре, рутине планов и отчётов, но шпионские игры ещё не кончились. Едва Виктор отдышался после погружения в альтернариум, ему позвонил знакомый старлей Кудрявцев из Мемконтроля и предложил встретиться по очень важному делу. Проклиная себя за слабый характер, меморист согласился, внутренне решив больше ни на какие авантюры не соглашаться.

Как в шпионских детективах, встретились они в кафе, расположенном на полпути между университетом и Мемконтролем. Время было обеденное, а кафе — дороговатым, поэтому голодный Виктор, заказав себе только сок, был раздражён и зол на неуёмного Кудрявцева.

— Слышал я, у тебя есть информация о ремортальных агрегатах? — без предисловий спросил тот, усаживаясь напротив мемориста, мельком глянув на цены, помрачнев и заказав себе кофе с булочкой.

— Вообще-то ты меня сюда позвал, — завредничал меморист. — Ты и начинай разговор. Я же не на допросе.

Кудрявцев не стал ломаться и выложил события последних дней. Рассказчиком он был плохим, поэтому его история получилась длинной и неинтересной, с излишними подробностями.

— Так вот, я поговорил с учительницей, — рассказывал старлей, — и решил после этого разузнать, что случилось с нашим меминженером Твердыниным. Договорился с сисадмином, он меня за комп этого инженера пустил. Я долго ковырялся и нашёл пару интересных документов…

«Прям Джеймс Бонд!» — подумал Виктор, стараясь изобразить на лице неподдельный интерес.