Вайлет

Сразу после того, как моих родителей убили, я пыталась понять причины, почему забрали их жизни. Теория полиции заключалась в том, что это был несчастный случай при ограблении, по каким-то причинам грабители думали, что дома никого нет. Мама с папой проснулись в процессе и увидели преступников. Паника. Выстрелы. Полиция так их и не поймала и, на сколько я знаю, эти люди все еще гуляют по земле, живут своей жизнью, тогда как мои родители гниют в могиле.

Я схожу с ума, когда начинаю думать об этом, иногда мой ум живет своей собственной жизнью. Мысли о том, что люди, которые встречаются мне на улице, могут быть кем-то из них. И мне страшно — вдруг они узнают меня. Даже при том, что я совсем не уверена, видели ли меня той ночью, хотя один из них смотрел прямо на меня, но ничего не сказал, этот вопрос навсегда застрял в моей голове. И это преследует меня, и по сей день.

Меня всегда интересовало, что бы я делала, если убийц все-таки поймали. Сходила бы с ума. Праздновала. Была бы переполнена всепоглощающей ненавистью к ним, потому что теперь была бы личность, ответственная за произошедшее. Или была бы в ужасе. Я не уверена, и каждый раз я анализирую это, слишком усердно, и мой норов выходит из-под контроля. После, я пытаюсь вернуть спокойствие единственным способом, который точно поможет мне. Опасность. Игры со смертью. Попытки суицида. Адреналиновая зависимость. Безумие. Существует так много названий для этого, но честно говоря, я не знаю, что именно подходит. Все что мне известно, и то, что я делаю и то, в чем действительно нуждаюсь — это прожить свою жизнь.

Я не делала этого последние несколько дней, хотя, это скорее из-за того, что едва могла волочить ноги, не говоря уж о нормальной ходьбе. Это доставляло неудобства, и я чувствовала себя абсолютно беспомощной. Но моя лодыжка отказывалась выздоравливать, так что у меня не было другого выхода, кроме как ковылять, превозмогая боль. Самое худшее — это работа. Я никогда не была лучшей официанткой, так как блестящие навыки общения с людьми у меня полностью отсутствовали. Прибавьте боль к отсутствующим коммуникативным навыкам и получите менеджера, угрожающего рассказать боссу о моем стервозном отношении к посетителям. К счастью, 10 баксов, и я очаровала его, сгладив острые углы.

Я направилась в ближайший Макдональдс, чтобы утолить мою зависимость в еде. На мне была пара обрезанных джинсов и футболка "FROM AUTUMN TO ASHES", настолько затасканная, что буквы уже начали исчезать. Волосы были абсолютно неуправляемы, так что пришлось скрыть их под беретом, ну и стоит отметить, что я все еще была во вьетнамках. Не самый модный лук, но я никогда и не претендовала на звание модницы.

На улице жара, и моя лодыжка отекла от постоянной ходьбы, но я голодна, и, к несчастью, у меня больше нет машины Престона, потому что он выдавал ее только на дело. Так что единственный доступный мне транспорт — это мои ноги. Я считала, сколько кварталов мне еще осталось пройти… пять или может быть шесть…

Телефон зазвонил, и мне пришлось ответить, так как рингтон объявил о звонке Престона. Часть меня не хотела отвечать на звонок, потому что я знала, что он попросит меня сделать что-то, что вероятнее всего делать не захочу, но я не могла ему отказать, потому что задолжала ему за его заботу обо мне тогда, когда никто другой не сделал этого.

Прежде чем я оказалась у Престона, я жила с Мистером и Миссис Макгеллон. Эта приемная семья частенько запирали меня в подвале на несколько часов, если я умничала или еще как-то провинилась. В принципе я не была против того, чтобы посидеть в темноте, слушая, как падают капли из труб, но было одно но, я ненавидела подвалы с 6 лет. Однажды, Мистер Макгеллон угрожал снова посадить меня в подвал, я вышла из себя и толкнула его, после чего он сказал, что позвонит в полицию, и я сбежала. Я жила на улице около двух недель, а затем меня поймали на краже еды из продуктового магазина, и я, таки, оказалась в колонии для несовершеннолетних. После того, как вышла, никто не хотел брать меня в семью, кроме Престона и его жены. Они были молоды, но так как социальная служба пыталась быстрее избавиться от меня, то они сплавили меня им. В любом случае, они согласились взять меня.

Я ответила на звонок, приложив телефон к уху, прежде чем включилась голосовая почта.

— Привет.

— Келли снова выходит замуж, — объявил он очень раздраженным голосом.

— В смысле выходит замуж? — я протащила ногу по тротуару. — Я думала, что она ушла от тебя, потому что чувствовала себя в ловушке.

— Вау, спасибо тебе за напоминание, почему моя бывшая собрала свое дерьмо и ушла, — голос Престона источал сарказм. — Господи, Вайлет, иногда ты слишком прямолинейна даже для себя самой.

— Прямолинейна? — я замерла в конце тротуара. — Ты всегда говорил мне, что я лгунья.

— Ты лгунья, если это касается тебя, — ответил он. — Но со всеми остальными ты до крайности честна. Клянусь Богом, ты видишь то, что причиняет людям боль.

Я перешла дорогу и вышла на обочину.

— Может быть или может у меня не работает внутренний цензор.

— Ага, конечно. Ты всегда точно знаешь, что делаешь, так что даже не пытайся притворяться невинной овечкой, — его голос понизился на октаву. — И, кстати, говоря о невинности, ты своей все-таки лишилась?

Я неловко поежилась и потянула футболку ниже, радуясь, что он не может меня видеть.

— Не веди себя как мерзкий старикашка!

— Я не старикашка, Вайлет, — возразил он. — Кроме того, просто хочу быть уверенным, что ни один парень не одурачил тебя. Спрашивать тебя о любовных делах, это вообще-то работа Келли, но так как она бросила нас, то я заменяю ее.

Я покачала головой.

— Заменяешь приемную маму?

— Конечно, почему бы и нет?

— Да ты просто сумасшедший!