В конце концов, гладкая красная машина замедляет ход и останавливается рядом со мной. Фары освещают темноту передо мной, когда я открываю дверь и забираюсь внутрь. В кабине пахнет соснами, а на полу валяется мусор. Водитель, слегка полноватый лысый парень лет тридцати, улыбается мне, поворачивая руль в сторону дороги. Воображаемая сторона моего мозга задается вопросом, не тот ли это парень, который мне звонил.

— Куда ты направляешься, милая? — спрашивает он, включая фары дорога впереди становится ярче, но мне кажется, что я все больше погружаюсь во тьму.

Я смотрю на него, замечая, что его голос не похож на голос парня по телефону. Интересно, что он захочет от меня в обмен на поездку? Захочет ли он, чтобы я отсосала? Он причинит мне боль, если я откажусь? Попытается ударить меня? Или он просто хороший парень, который подвозит нуждающуюся девушку.

— Не уверена, — бормочу я, пока он едет по дороге.

— Не проблема, красотка, — отвечает он. — Я знаю одно место, куда мы можем пойти, если ты хочешь повеселиться?

Я не отвечаю, и удовлетворение оседает в моей груди, когда я удаляюсь все дальше и дальше в неизвестность точно так же, как я делала это с шести лет.

Люк

Я открываю глаза и вижу запятнанный потолок моего грузовика, и мое тело чувствует себя так, будто его переехали. Моя голова пульсирует, а глаза щиплет от солнечного света, льющегося через окно. Это не первый раз, когда я просыпаюсь в такой ситуации, и я уверен, что и не в последний.

Я знаю, что нельзя быстро садиться, иначе я в конечном итоге умру от разрыва своих легких, поэтому я не тороплюсь, чтобы встать, а затем двигаюсь к карману, где должны быть мои сигареты, но их нет. Я начинаю чувствовать, как пробуждается тревога из-за зависимости, когда я тянусь к бардачку, где я держу дополнительную пачку для чрезвычайных ситуаций, подобно этой. Как только я закуриваю и дым наполняет мои легкие, я чувствую себя немного лучше и быстро проверяю уровень инсулина. Что-то в этом вызывает воспоминания о Вайолет… которая помогала мне проверить мой инсулин… Вайолет давала мне таблетки. Я не рассказываю никому, что я диабетик, не желаю показывать свою слабость, а если кто-то и узнает, то обычно случайно. Если я правильно помню, что трудно сказать, я охотно просил ее о помощи, и она охотно ее оказала.

Я так сбит с толку, и все, что я хочу сделать, это выбраться отсюда и пойти принять душ, смыть с себя прошлую ночь. Я хлопаю себя по карманам, не удивляясь, что ключей нет — у меня есть привычка терять ключи, когда я пьян. Но мой телефон тоже пропал, и это меня бесит, потому что у меня нет лишнего телефона. Раздраженный на себя, я постепенно вылезаю из грузовика и направляюсь к бензобаку, где прячу связку запасных ключей для подобных ситуаций.

Воспоминания событий прошлой ночи начинают обрушиваться на меня. Я приехал сюда, потому что до меня дошли слухи о том, как вышибалы любят грубить парням, если они связываются со стриптизершами, и я хотел подраться, не беспокоясь о том, что копы вмешаются. Чего я не планировал, так это того, что Вайолет войдет и спасет мою задницу. Я почти ничего не помню об этом, кроме того, что она повела мое спотыкающееся тело из клуба к моему грузовику. Я понятия не имею, куда она пошла потом или почему она вообще появилась, и я не уверен, стоит ли найти ее и поблагодарить или злиться на нее за то, что она испортила мне момент драки.

Открывая бензобак и доставая запасную связку ключей, я затягиваюсь сигаретой, сладкий вкус никотина успокаивает меня. Протирая глаза, я забираюсь обратно в грузовик и еду к своему общежитию. Сначала я планирую пойти прямо в свою комнату, но все время думаю о Вайолет и о том, что понятия не имею, куда она пошла прошлой ночью. Стриптиз-клуб находится не в лучшей части города. Что, если с ней что-то случилось? Почему меня это волнует? Обычно я не забочусь о девушках, которые появляются и исчезают из моей жизни, и меня определенно не должна заботить Вайолет. Я вообще отношениями не занимаюсь. Впускать кого-то вот так, значит, на самом деле впускать кого-то, позволять им быть частью моей жизни, что означает отдавать то, что они хотят, позволять им контролировать какие-то вещи. Я не хочу впускать людей в свою жизнь, чтобы медленно возвращаться к тому месту, где я жил, когда был ребенком, делать вещи, которые я ненавидел, ненавидеть человека, которым я был, и ненавидеть человека, который сделал меня таким.

Видимо, я плохо соображаю и в последний момент делаю поворот направо, а не налево, когда доезжаю до перекрестка и сворачиваю на парковку сбоку от ее общежития. Это самое высокое общежитие Университета Вайоминга, и оно закрывает солнечный свет, струящийся над горами. Двор перед общежитием почти пуст, несколько человек, слоняющихся вокруг, выглядят так, будто пришли только забрать свои вещи. Внутри здания еще более пусто. И тихо. Это напоминает мне, что у меня осталось всего день или два, чтобы собрать свои вещи и отправиться туда, куда я собираюсь.

Когда я добираюсь до комнаты Вайолет в общежитии, я ожидаю, что она будет убрана, как и остальная часть здания. Но я слышу какую-то очень агрессивную музыку, играющую через дверь, которую я сомневаюсь, что слушает Келли, и я стучу.

Музыка стихает, и Вайолет открывает дверь. Ее влажные волосы волнами ложатся на обнаженные плечи, и снова на ней нет макияжа. Очертания ее красного кружевного лифчика видны сквозь топ, и на ней черная рубашка до пола. Ее щека тоже распухла и покраснела, но на ее лице нет ни удивления, ни радости видеть меня. Просто безразличная, как всегда. Я хочу выглядеть таким же безразличным, но мое тело оживает при виде ее, и почему-то идея поцеловать ее кажется такой заманчивой и странно знакомой.

— Ты жив, — шутит она, изогнув брови, стоя прямо в дверном проеме.

— Не притворяйся, что слишком рада меня видеть. — Я прислоняюсь к дверному проему, скрестив руки на груди, стремясь расслабиться, но у меня слишком сильное похмелье, чтобы пройти весь путь до конца. — Что случилось с твоим лицом?

Она касается щеки кончиками пальцев.

— Я говорила тебе прошлой ночью, что подралась со стеной.

Мой лоб морщится, когда я пытаюсь вспомнить, что она мне говорила.

— Я этого не помню… и я действительно не думаю, что это то, что произошло. Я не… — я замолкаю, беспокойно корчась, когда тяжесть ее взгляда становится почти невыносимой. — Я не ударил тебя, не так ли? Я никогда раньше не бил девушку, но, черт, прошлой ночью я был очень пьян и расстроен, и почти ничего не помню.