Я не уверена, купится он на это или нет, но ему определенно не нравятся слезы. Большинству парней они не нравятся. И я не возражаю против слез, лишь бы за ним не было никаких эмоций.

— Пожалуйста, просто отпусти его. — Заканчиваю я с душераздирающим рыданием, позволяя моим плечам содрогаться в такт с всхлипами, когда я закрываю лицо рукой. — Пожалуйста, я не могу… все слишком напряженно.

В зале такая тишина, что слышно, как падает булавка, и некоторые ребята начинают возвращаться к столам, чтобы послушать драму. Я поднимаю глаза и вижу, что худой парень смотрит на меня так, словно я только что сбежала из психиатрической больницы.

Затем он качает головой и раздраженно вскидывает руку.

— Просто отпусти его, чтобы он мог убраться к черту отсюда. Я слишком стар, чтобы иметь дело с этим дерьмом.

Крупный парень бросает на него суровый взгляд.

— А как насчет того, чтобы подать пример? Ты хочешь, чтобы все вернулось к тому, что было до Теда?

— Тед был придурком, который понятия не имел, как управлять стриптиз-клубом, — говорит худощавый парень, прикрывая ладонью опухший нос и морщась.

Крупный парень с отвращением качает головой, но отпускает Люка и отходит к сцене. Люк спотыкается и толкается своим плечом в мое, хватаясь за мои руки, чтобы удержать равновесие.

— Дорогая моя, — шепчет он с фыркающим смехом, его пальцы впиваются в мои руки, когда он смеется мне в ухо.

Я хватаю его за руку, помогая ему твердо встать на ноги. Затем, держась друг за друга, мы обходим опрокинутые стулья, под нашими ботинками хрустит битое стекло. Кто-то из ребят смотрит на нас, а кто-то уже забыл, уставившись на сцену. Люк опирается на меня своим весом, хватаясь за ребра, и мне интересно, не получил ли он там удар.

Как только мы оказываемся снаружи и в безопасности позади ряда грузовиков, где никто не может видеть нас через окно бара, я отступаю от него, и его рука выпадает из моей хватки. Небо черное, звезды мерцают, и неоновые огни в окнах стрип-клуба освещают землю вокруг нас.

— Так в чем же дело? — спрашиваю я, когда он спотыкается, пытаясь самостоятельно стоять прямо.

Он безразлично смотрит на меня, его тело шатается в сторону.

— Ты немного сумасшедшая, Вайолет без фамилии.

— Я сумасшедшая? — Я указываю на себя, глядя на него. — Я не та, кто лапал стриптизершу в сомнительном клубе в глуши, где есть вышибалы со своими особыми правилами.

Он пожимает плечами, раскинув руки в стороны, спотыкаясь о собственные ноги.

— Она сунула свою задницу мне в лицо, я ее не трогал. Она трогала меня.

Я осуждающе поднимаю брови и скрещиваю руки.

— Это действительно то, что случилось?

Он колеблется, моргая остекленевшими глазами, а затем упирается рукой приподнятый пикап рядом с ним.

— Я тоже мог на нее положить руку.

— Зачем ты так поступил? Почему бы просто не пойти полапать одну из тех шлюх, которые всегда ошиваются вокруг тебя?

Его рот хмурится.

— Потому что я хотел, чтобы вышибалы ударили меня.

— Что? Почему? — На самом деле, я могу придумать несколько причин, но это будет означать, что Люк был похож на меня, а я сомневаюсь, что это возможно.

— Чтобы я мог нанести им ответный удар, — отвечает он, небрежно пожимая плечами.

Теперь мне больше любопытно, чем тревожно.

— Почему ты хочешь, чтобы тебя ударили?

Он вытирает со лба немного крови, которая течет из пореза на линии роста волос, а затем вздрагивает, отдергивая руку и сгибая пальцы.

— Я не хотел, чтобы меня избили. Я хотел ввязаться в драку.

Хорошо, теперь я просто сбита с толку, потому что это звучит так, будто это сделала бы я, и я никогда не встречала никого, у кого была бы такая странная одержимость опасностью, как и у меня. Я хочу знать, не поэтому ли он хотел, чтобы его ударили. Если это было потому, что он хотел острых ощущений от выброса адреналина Люк похож на меня.

— Но зачем тебе ввязываться в драку? Для пинков и смеха? Или тебе просто нравится, когда тебе надирают задницу?

Он хватается за низ рубашки, качая головой.

— Ты задаешь много вопросов.

— Я задаю много вопросов? — Я смотрю, как он пытается задрать низ рубашки достаточно высоко, чтобы вытереть губу. Вокруг нас слабого освещения, но я вижу мышцы его живота, и, какой он изрезанный, и что у него есть татуировки. Иисус. Я и раньше видела мускулистых и татуированных парней, но у меня никогда не было такого любопытства и влечения к ним.

Он кивает, продолжая бороться со своей рубашкой, чтобы вытереть губу, морщась из-за сопротивляющейся ткани.

— Да, знаешь ли.

Отводя взгляд от его мускулов, я подхожу ближе и хватаю низ его рубашки. Я подношу ткань к его губам, и на его лице появляется дурацкая ухмылка.

— Я так и знал. — Его речь невнятна, а изо рта воняет выпивкой и сигаретами. Он смотрит через мое плечо на дорогу, по которой, кажется, проезжает грузовик, свет фар отражается в его глазах. — Знал, что ты хочешь меня.