Тереза взялась за большой узел, но Гарник решительно перехватил:

— Нет, барышня, это понесу я!

— Ну, вот этот, не тяжелый, — Тереза взяла другой узел, — идем!..

Заметив, что Великанов прихрамывает, Тереза поинтересовалась, что с его ногой.

Великанов пустился в путаные объяснения: ночью остался на улице, была стужа, отморозил палец…

А Гарник все время посматривал на девушку, поразившую его с первого взгляда.

Они шли вдоль путей.

— Не устали? — спросил ее Гарник.

— О, нет!..

— Может быть, все-таки стоит отдохнуть?

— А мы уже дома, — ответила девушка. — Вот тут мы живем.

В тупике, недалеко от станции, стояли старые, полинявшие, отслужившие свой век вагоны.

Альфред, шедший впереди, остановился у одного из них, оглянулся и поднялся по деревянной лестнице в шесть ступенек.

— Здесь и живете? — удивился Гарник.

Тереза метнула на Гарника недоумевающий взгляд из-под длинных ресниц: «Что же тут удивительного?».

Молча вошли они в вагон, разделенный перегородкой на две половины. В передней половине за простым столом, даже не покрытым клеенкой, сидели трое ребят. Тут же стояла чугунная печка. За ней умывальник и шкаф с посудой.

Вторая половина вагона, как видно, служила спальней. Там виднелись три кровати.

Хозяйка, видимо, пыталась придать вагону жилой вид: повесила занавески на окна, стены украсила семейными фотографиями. Но от этого вагон не стал просторнее. Для семьи из восьми человек он был, конечно, очень тесен.

Когда принесли вещи, в «столовой» нельзя было пройти. Но это отнюдь не беспокоило Терезу. Она деловито подняла одного из малышей, сидевших за столом, и подала стул Великанову.

— Садитесь. А я пойду за мамой. Альфред, ты можешь не ходить, — по взрослому распорядилась Тереза. — Там немного осталось вещей.

— Я с вами!

Гарнику так хотелось заговорить с этой девушкой, идти с нею рядом, любоваться на ее золотистые волосы.

Они вышли из вагона и двинулись к станции, близко касаясь локтями и улыбаясь друг другу.

Чтобы как-то начать разговор, Гарник спросил:

— Почему вы живете в вагоне?

— Нет комнаты, — просто ответила Тереза. — Вернее, есть, но очень дороги. Этот вагон мы наняли через подругу мамы.

— А почему вы покинули Леобен?

— Папа остался без работы. Сказали — коммунист… уволили.

— Ваш отец коммунист?! — воскликнул пораженный Гарник.

— Да… Из-за этого мы и уехали из Граца. Там у нас была хорошая квартира. Но все знали, что отец и мать коммунисты.

— И ваша мама — тоже?! А здесь не знают об этом?

— Ну, этого не скроешь! Но мой папа ничего плохого не делает. Он хочет работать, как и все. Он один нас содержит. Недавно мать хотела устроить Альфреда на завод… Ей сказали: «Этого еще нехватало, чтобы сын коммуниста у нас работал. Когда волчонок вырастает, он становится волком»… Я тоже собираюсь поехать в Вену на работу, но мама не пускает.

— А где вы думаете устроиться?

— Одна из наших знакомых обещала устроить в ресторане.

— В ресторане?!

— Что вы так смотрите? Я бы справилась.

— Нет, Тереза, в ресторане плохо.

— Вы только матери этого не говорите. Она, может быть, еще согласится.

— Хорошо… я ничего не скажу вашей матери.

Они уже подходили к станции. Иззябшая на ветру госпожа Генриетта сидела на вещах. Забрав узлы, они двинулись назад.

— Не устали? Не тяжело? — спросила госпожа Генриетта.

— Какая вы заботливая, фрау Генриетта! — улыбнулся Гарник. — Напоминаете мне мою мать. Нет, не устал.

— А где живет ваша мать?

— О, далеко!.. Раз уж судьба привела нас к вам, я хочу кое-что сказать вам, фрау Генриетта. Тереза рассказала мне, почему вы переезжаете из одного города в другой. И я хотел бы доверить вам один секрет. Но только вам…

Тереза ускорила шаги. Мать и Гарник задержались у железнодорожной насыпи. Вокруг никого не было.

— Вы коммунистка?

Госпожа Генриетта внимательно посмотрела ему в лицо и утвердительно кивнула головой.

— Я хочу вам сказать… Мы, то есть я и мой товарищ, работали в Германии. Сейчас пробираемся домой, в Советский Союз.

— Вы пленные?

Нельзя было смотреть в голубые правдивые глаза этой женщины и лгать. Гарник понял: женщина с таким чистым и спокойным взглядом не выдаст. Потому он прямо сказал:

— Да, фрау Генриетта.

На глазах госпожи Генриетты навернулись слезы, Она долго молча смотрела на Гарника, и по щекам ее поползли крупные, светлые капли.

— Я слышала… Слышала, что в лагеря привезли пленных… что там ужасно с ними обращаются. Я никогда еще не видела советских людей… Мечтала хоть раз… И вот… А я-то думала — вы чужие, не наши!..