– Я не идиотка, более того, не слепая. Общалась с Вороновым. Настоящим. А тебя знаю восемь долгих лет. Невозможно быть тем, кем ты не был изначально. В твоём случае. Так что прямо сейчас, я бы хотела знать: по какой причине я и дочь оказались на улице? Так боялся за свою задницу, что не предоставил нам шанса выжить? Или на это и был расчёт?

Несколько минут тишины, а затем Рома поясняет:

– Захотелось другой жизни. Без твоего нытья, детских визгов и стонов бабки, – его лицо искажается в презрительной улыбке.

– Она была твоей бабушкой.

– Не была! Нашла меня мелкого на улице. Кто и откуда сам не знал, даже имени не помнил. Назвала Ромой, а всем сказала, что неожиданно объявившийся внук, хотя детей у неё не было. Договорилась, бумажки сделала. Тогда с этим не так строго было, никто не выяснял, откуда взялся ребёнок. Заботилась, кормила, растила, даже любила, – горько усмехается и смотрит поверх меня, вспоминая что-то своё. – Я был благодарен, но особой любви к ней не испытывал. Всё надеялся, что откинется и квартира моей будет, но и тут облом: взъелась за синьку и на тебя завещание написала. Рвал и метал, желая избавиться от тебя. А тут мужик подкатил какой-то в мастерскую: колесо пробил, а запаски не было. В любом другом случае у нас не оказался бы. Внимательно меня рассматривал, а через пару дней вернулся с предложением. Согласился. За такие бабки любой бы согласился. Зря оружие в дом притащил, конечно, – потирает подбородок, прохаживаясь из стороны в сторону. – Но я его нашёл, – подмигивает, – нужно было подальше от дома выбрасывать. Он же риелтора нашёл и помог от тебя избавиться. Надеялся, что сгинешь, но нет – выползла, – каждое слово произнесено с ненавистью, презрением, сквозит омерзением и каплями яда.

– Ладно я, – голос хрипит от обиды, – но Тася… Она твоя дочь. Ребёнок, который ничем перед тобой не провинился.

– Плевать. Я осознал, что хочу другой жизни. Красивой жизни. Ты бы в ней стала лишней.

– А убийство, как залог красивой жизни? – даю понять, что в курсе сделки с Вороновым.

– Гарантия преданности.

– Ты человека жизни лишил!

– К сожалению, не того. И всё же – преданность свою доказал, – довольно ухмыляется, подходит ближе и нависает надо мной. – А ты времени не теряла, я смотрю, – кивает на кольцо, – замуж вышла. Хотя, все понимают, что брак договорной. Даже в состоянии безумия добровольно стать женой Парето никто не согласится.

– А, может, мне тоже заплатили, – вздёргиваю подбородок в вызове и смотрю не отрываясь на Рому.

– Тогда, предполагаю, ты бессовестно богата.

– Ты даже не представляешь насколько!

Обида на бывшего мужа, оставившего нас с дочкой на произвол судьбы, нещадно душит, вызывая желание зацепить за живое, причинив боль сродни моей. Сейчас я понимаю: разговоры бессмысленны, а аргументы не будут приняты человеком, который сосредоточен на себе одном. Мне его не жаль. Он же к нам тёплых чувств не испытывает. Корю себя лишь за то, что слишком долго была слепа, не различая истинного положения вещей.

– Была бы ещё богаче, если бы согласилась перейти на другую сторону, приняв предложение Антона, – намекает на нашу беседу с Вороновым в торговом центре, о которой Рома, видимо, оповещён.

– Скорее, была бы уже мертва.

– Он дал бы тебе всё, – не унимается, шипит, понижая голос. – Как мне.

– Огорчу тебя: шестёрки всегда умирают первыми. – И сейчас вспоминаю заключение Парето: от Ромы избавятся, как от отработанного материала, когда его роль будет сыграна. Костя прав. В принципе, как всегда. – Партия разыгрывается наверху, и таких, как ты, в нюансы игры не посвящают. Ты занял не ту сторону. Когда это осознаешь, будет слишком поздно.

Рома взрывается хохотом, привлекая к нам внимание.

– И когда это ты стала такой проницательной? – цокает, качая головой. – Ну, прям опытный игрок, посвящённый в правила. Я нужен ему, – цедит сквозь зубы, – нужен, поняла? И за это мне готовы платить очень большие деньги.

– Мёртвым деньги не нужны.

Рома наивен, словно четырёхлетний ребёнок, хотя сейчас мне кажется, что Тася имеет больше понимания. Рассмотрела же она в Островском то, чего никто видеть не желал, безоговорочно доверившись ему.

– Ты слишком быстро проникся ненавистью к Парето, хотя, думаю, даже лично с ним незнаком. Почему?

– А ты в курсе, что он убил младшего брата Воронова, который с его сыном вместе учился? Отомстил, так сказать.

– Не верю, – вырывается мгновенно.

Навскидку младшему Воронову сейчас около двадцати. Месть движет Костей, но он не из тех, кто осуществит желаемое через родных. Его гнев направлен непосредственно на организаторов.

– Он не тот, кем кажется, Леночка, – противно растягивает моё имя. – Что, прониклась чувствами к чудовищу? – приподнимает бровь, в ответ получая лишь молчание. – Оу! Да ладно! Так ваш брак не представление? Ни хрена себе, – язвительно прыскает, довольный собственной догадкой. – Не воротит от его рожи?

– Нет. Наоборот.

– И как, – приближается вплотную, – хорошо тебя трахает Парето?

– Я привык всё делать хорошо, – металлический голос, словно ударная волна, отталкивает от меня Рому, который отступает на несколько шагов, являя Костю.

Расслабленно выдыхаю, радуясь его появлению. Несмотря на устрашающий вид и наши перипетии, рядом с Островским чувствую себя защищённой. Подходит, обнимая меня и притягивая к себе. Простые движения, показывающие Роме, кому я принадлежу. Никто более не имеет права на то, к чему приложил руку Парето.