Серая Гавань начал было что-то говорить, но затем остановился, так как императрица приветливо улыбнулась Белой Церкви. Учитывая эту улыбку и то, что он к этому моменту увидел в этой молодой женщине, он сильно сомневался, что его вмешательство было необходимо или желательно.

Шарлиен рассматривала Белую Церковь, слегка склонив голову набок, в течение двух или трёх ударов сердца. Дело было не столько в том, что он сказал, сколько в том, как он это сказал. Она уже слышала этот терпеливый тон раньше, хотя и не в последнее время; выжившие среди её советников научились лучше понимать злосчастную судьбу тех, кто применял его. Она наблюдала за ним, узнавая покровительственный оттенок его улыбки, и задавалась вопросом, имеет ли он хоть малейшее представление о том, что она может это видеть. Наверное, нет, решила она. В конце концов, он был не настолько глуп, чтобы намеренно провоцировать её. Но это, к сожалению, не совсем то же самое, что сказать, что он умный.

«Он Хранитель Печати Кайлеба, Шарли», — напомнила она себе. — «Ты не знаешь всех причин, по которым Кайлеб мог выбрать именно его. И даже если бы это сделала ты, ты не та, кто назначил его в Совет. Так ты действительно хочешь это сделать?»

Но даже задавая себе этот вопрос, она знала ответ. Это был тот же самый ответ, которому Марек Сандирс научил испуганную девочку много лет назад. Она могла бать правителем, а могла и просто символом. Она сделала этот выбор, когда ей едва исполнилось двенадцать, и Кайлеб Армак женился на ней не потому, что она была слаба.

— Позвольте мне объяснить вам, милорд, — сказала она холодно и чётко, — почему ваше беспокойство беспочвенно.

Белая Церковь, казалось, напрягся в своём кресле, услышав её тон, но она продолжила, как будто ничего не заметила.

— Как вы, наверное, помните, мы уже сообщили «Группе Четырёх» и Совету Викариев, что отвергаем их авторитет. Что мы знаем их такими, какие они есть, и что мы намерены привлечь их к ответственности за их преступления не только против народа Сэйфхолда, но и против Матери-Церкви и даже против самого Бога. Неужели вы полагаете, что, сообщив им об этом, мы не должны вершить над ними правосудие, когда люди с доказанной виной — люди, чьи письменные отчёты, чьи собственные показания свидетельствуют о гордости и удовлетворении, которые они получили, отдав приказ об убийстве детей — попадают в наши руки?

— Ваше Величество, я только…

— Пожалуйста, ответьте на мой вопрос, милорд. — Голос Шарлиен стал заметно холоднее. — Разве сейчас время демонстрировать свою слабость? Чтобы внушить этим не только «Группе Четырёх», но и всему Сэйфхолду, что мы на самом деле не обладаем силой наших собственных убеждений? Уверенностью в наших собственных принципах?

Выражение лица Белой Церкви было крайне несчастным, и его глаза бегали вокруг стола совета, как будто ища кого-то, кто мог бы спасти его от гнева императрицы. Но он видел только очень много глаз, которые явно соглашались с ней, и его кадык подпрыгнул, когда он сглотнул.

— Нет, Ваше Величество. Конечно же, нет! — сказал он.

— Я рада, что мы пришли к согласию по такому фундаментальному вопросу, милорд, — сказала она ему, не сводя с него сурового взгляда карих глаз. — Я люблю кровопролитие не больше, чем любой другой мужчина или женщина, — продолжила она. — Более того, мы с Императором ясно дали понять, что Империя Черис не будет убивать людей, просто потому что они не согласны с нами или потому что они против Церкви Черис и нашего конфликта с «Группой Четырёх». Но вывод из этого должен быть столь же ясен. — Она наконец оторвала от него свой пристальный взгляд, чтобы позволить своим глазам обежать остальную часть стола. — Мы накажем виновных, когда их вина будет доказана, и одеяния, которых они недостойны и предали, не защитят их. В отличие от них, мы не будем проливать кровь невинных, но мы будем считать их ответственными за всю пролитую ими кровь. Есть ли какая-то причина, по которой кто-то из сидящих за этим столом не может понять этот существенный пункт нашей политики?

Никто не произнёс ни слова. На самом деле, подумал Серая Гавань, велика вероятность, что очень немногие из них вообще дышат в данный момент, и он был почти уверен, что Белая Церковь точно не дышит. Императрица никогда даже не повысила голос, но Хранитель Печати выглядел удивительно похожим на человека, который хотел бы растаять и просочиться под стол совета.

«Идиот», — без особой жалости подумал первый советник.

В некотором смысле сочувствовать Белой Церкви было не так уж трудно. Часть его тревог было достаточно легко понять в терминах простого человеческого эгоизма. Белая Церковь был богатым человеком, но большая часть его личного и семейного состояния была связана с торговлей, а также со значительным торговым флотом, которым они все вместе владели. Несомненно, он был в восторге от того, что Каменный Пик сумел вернуть все корабли, кроме двух, первоначально захваченных в Дельфираке, но какая-то его часть, казалось, не могла понять, что противостояние между Черис и Храмом переместилось в область, которая сделала даже торговлю, жизненно важную для существования Империи, второстепенной проблемой. Возможно, в этом не было ничего удивительного, поскольку любой черисиец почти инстинктивно понимал, насколько жизненно важна эта торговля. К сожалению, где-то глубоко внутри Белая Церковь, очевидно, был не в состоянии признать необходимость установления реальных приоритетов. Или, по крайней мере, поставить свои собственные, личные интересы ниже приоритетов Черис в целом. Всё, что могло помешать торговле Империи, закрыть порты для его кораблей, угрожало будущему его семьи, и он с самого начала был настойчивым предостерегающим голосом.

Но были и другие причины его положения, и большинство из них были значительно менее эгоистичны. Это не означало, что Серая Гавань согласился с ними, но, по крайней мере, он понимал их мотивы.

В обязанности этого человека входило официальное составление и получение дипломатической корреспонденции Королевства. Он привык мыслить не в терминах великой и масштабной борьбы, а в терминах общения между относительно небольшим числом людей, чьи решения определяли судьбы миров. Он ещё не успел осознать, что силы, высвобождаемые здесь, в Черис, выходят далеко за пределы советов при королях и князьях или даже священников и викариев. Эти лица, принимающие решения, оставались жизненно важными, но приливы и отливы, с которыми им приходилось бороться, коренным образом изменились.

К сожалению, если Белая Церковь этого ещё не понял, вряд ли он когда-либо это сделает. И был ли у него острый ум, чтобы сделать это или нет, он был явно глух, когда речь шла о реалиях нового черисийского политического уравнения.

«Он, наверное, думает, что Шарлиен приписана к королевской спальне, чтобы беременеть и штамповать наследников престола», — с горечью подумал Серая Гавань. — «Как будто Кайлеб мог жениться на простой кобыле! Или как будто она могла мириться с таким дерьмом кракена»!