— Что способствует приданию дополнительной достоверности вашим собственным замечаниям о его мотивах, не так ли? — сказал Хэлком немного печально.

— Полагаю, так оно и есть. С другой стороны, не забывайте, что его возражения, его условия, совершенно искренни. По крайней мере, так я их оцениваю. Есть чёткие границы, которые он не готов переступать.

Предупреждающая нотка в голосе священника прозвучала совершенно ясно, и Хэлком кивнул.

— Я это понимаю. И если бы я поверил, что его анализ последствий его собственного предложения был точен, я был бы полностью готов уважать эти границы. К сожалению, он ошибается. То, что он хочет сделать, с большой вероятностью обрушится ему на голову, а если это произойдёт, то обрушится и на нас, и на нашу задачу. На самом деле, я считаю, что, в конечном счёте, его идея, вероятно, ухудшит ситуацию, фактически укрепив власть Шарлиен со временем. Никогда не забывайте, сыновья мои, что наша новая Императрица — грозная, умная и решительная женщина. Та, кто не только пользуется огромной народной поддержкой в Чизхольме, но и непрерывно завоёвывает сердца и преданность всех в Черис. Именно это делает её таким опасным оружием в руках Кайлеба, и выбить её из его рук будет гораздо труднее, чем думает наш друг.

— Я… сожалею об этом, — тихо сказал священник. — Как вы только что сказали, она не злая и никогда не была злой женщиной, несмотря на ужасный грех, в который она впала.

— Зло соблазняет, — почти так же тихо ответил Хэлком. — Оно не может победить силой оружия, если только благочестивые люди не позволят ему сделать это, и если бы его маска не была такой прекрасной и соблазнительной, то в Аду не было бы никого, кроме самой Шань-вэй. Но Ад не пуст, сын мой, и какими бы благими ни были намерения Шарлиен изначально, какой бы доброй она ни была, она продолжает искренне верить в них, и теперь она полностью на службе у Шань-вэй. И поэтому, какой бы привлекательной она не могла быть, независимо от того, насколько она может быть физически или даже духовно привлекательна, она — враг Бога. А с Его врагами не может быть ни пощады, ни компромисса.

Остальные кивнули в торжественном молчании, и он снова переключил своё внимание на священника.

— Очень хорошо. Когда у вас будет возможность поговорить с ним ещё раз, скажите ему, что сделать приготовления с нашей стороны займёт, по крайней мере, некоторое время. Если он будет выражать нетерпение, укажите ему, что трудности, связанные с поиском безопасного и, если необходимо, обороняемого места для нашей базы после фактического удара, далеко не тривиальны. Скажите ему, что мы закончим наши приготовления как можно быстрее и сообщим ему, когда всё будет готово. И так же было бы хорошо предложить ему начать думать о том, как привлечь внимание Императрицы к Святой Агте.

— При всём моём уважении, хотим ли мы, чтобы он сделал это до того, как мы закончим подготовку? — спросил священник.

— Я думаю, что будет лучше заложить основу как можно раньше, — ответил Хэлком. — Учитывая, насколько сложной и напряжённой должна быть её жизнь в данный момент, и, несмотря на то, что многие советники Кайлеба по-прежнему в её распоряжении, чтобы помочь ей, маловероятно, что она сможет освободить время в своём расписании, чтобы посетить конвент прежде, чем мы сможем подготовиться. Даже если наш друг окажется более неуклюжим, чем я ожидал, говоря ей о Святой Агте, она всё равно не сможет отправиться в путь в одночасье.

Священник кивнул, и Хэлком, глубоко вздохнув, отодвинул стул и встал.

— В таком случае, сыновья мои, — сказал он, поднимая руку и чертя знак скипетра, — ступайте, с благословением Божьим и под присмотром Лангхорна. Помните о преданности и любви к Богу и Архангелам, и пусть сила, которую приносит вам любовь, укрепляет и направляет ваши руки, сердца и умы, когда мы отдаём себя служению Богу и Матери Церкви против всех врагов Света.

.VI.

Храм,

Город Зион,

Храмовые Земли

— Ну, это должно быть интересное шоу с собаками и драконами, — тихо пробормотал голос, и викарий Сэмил Уилсинн поднял голову, когда его брат сел в кресло рядом с ним.

— Пожалуй, это не самая тактичная — или безопасная — вещь, о которой можно говорить, — ещё тише ответил Сэмил.

— Может быть, и нет, но от этого оно не становится менее точным, — проворчал Ховерд Уилсинн.

— Нет, — согласился Сэмил.

— Ну, тогда хорошо. — Ховерд пожал плечами, а Сэмил поморщился.

На самом деле вокруг двух братьев Уилсиннов был достаточно широкий ряд пустых стульев, и вероятность того, что кто-нибудь услышит их приватную беседу друг с другом, практически отсутствовала. С другой стороны, Сэмил не выжил бы так долго, рискуя попусту. Тем не менее, он понимал глубокое смятение в чувствах своего младшего брата, когда они ждали, вместе с примерно сорока или пятьюдесятью другими викариями и старшими архиепископами, пока соберётся трибунал.

«Сколько лет мы собирали доказательства коррупции… особенно в Управлении Инквизиции?» — спросил себя Сэмил. — «К настоящему времени у нас должно быть их столько, что можно было бы заполнить дюжину сундуков! Больших сундуков. И всё же, не смотря на все эти годы, и все усилия, нам так и не удалось добиться серьёзного обвинения против кого бы то ни было. А теперь ещё и это».

Бывали времена, когда Сэмил испытывал мучительное искушение отказаться от своих идеалистических поисков. Шансы на успех, даже если он каким-то образом однажды обнаружит себя входящим в управление, которое Клинтан и его последователи так основательно развратили, были ничтожны. Он знал это. Он всегда это знал. И даже если он каким-то образом достигнет этой цели, то только для того, чтобы обнаружить, что он сражается буквально с поколениями укоренившейся оппозиции и личных интересов. Однако он был тем, кем был, и бесконечная (и в целом неблагодарная) задача реформирования Церкви и очищения её от многочисленных злоупотреблений стала наследием Уилсинна.