Татьяна вновь осознала себя стоящей рядом с профессором. Сердце билось как сумасшедшее. Вот почему процесс его остановки был так важен для входа в Вечность — организм не справлялся с истинным представлением о мире, свалившимся на него знанием. Чуть отдышавшись под пристальным взглядом НикИва она заговорила тихо, ощущая, как светлая грусть истекает по коре памяти, словно берёзовый сок:

— Один крелл передал как-то слова моего Учителя: «Когда сумерки разума накроют галактику, я не хочу придумывать мифические стратегии и тактики, которые ничего не изменят! Я хочу быть там, где хотя бы ненадолго, на несколько парсеков или столетий, но я удержу сумерки вовне!» НикИв покачал головой.

— Это был его собственный выбор. За меня же решила Вечность… Впрочем, по прошествии нескольких галактических циклов до меня, наконец, дошло, что она была права, а я ошибался. У процесса превращения игрушек в домашних животных, домашних животных — в членов семьи нет и не может быть нравственной стороны. Только протяженность во времени…

— Неправда! — воскликнула Татьяна Викторовна. — Вот почему вы не стали уничтожать Ту-Гака! Вы не желаете признаваться себе, но вы привязались к тем, кого создали! И теперь перед вами стоит именно нравственная дилемма — действовать по своим же правилам или нарушить их в угоду тем переменам, что вы ощущаете в мире и в себе самом!

— Что это за бог, перед которым стоит проблема нравственности? — расхохотался профессор.

— Это вы, — тихо ответила Татьяна. — Я знаю, о чём ваше предложение! Обещаю сделать всё, что в моих силах, чтобы узнать о причинах, побудивших Ту-Гака и того, кто стоит за ним, похищать и продавать тампов под видом игрушек. Я отчего-то уверена, что вы найдёте способ решить проблему без уничтожения «ту с неправильным режимом функционирования». Это совершенно нерационально — но я знаю это так же точно, как и то, что вы предложите взамен…

НикИв резко оборвал смех.

— Похоже, — буркнул он, — мне надо прервать добровольное заточение и побывать в мире… Общение с разумными существами, оказывается, интереснейшая штука!

Татьяна скрыла улыбку.

— Вы уже придумали, чем усложнить то, что я собираюсь вам предложить, Лу-Танни? — поинтересовался профессор.

— Конечно, — спокойно кивнула она. — Когда вы излечите меня от вируса духабути и вернёте способность ментального общения, я попрошу вас дополнительно настроить моё взаимодействие с Управляющим Разумом Лазарета сектора Див без использования вспомогательных средств типа СЭТ. Мне нужна постоянная связь, которая не зависела бы от сторонней злой воли и технических неполадок!

НикИв посмотрел на неё с неподдельным интересом.

— Вы уверены, что действительно хотите этого, доктор Лу-Танни? Полного слияния? Мораль сей связи вас не смущает?

— Я — Страж порога, — твёрдо ответила Татьяна. — И что-то мне подсказывает, что по-другому быть не может. Это одно из обещанных Учителем откровений, которое я не могу объяснить. Потому что ощущаю их не здесь… — она коснулась рукой лба, — …а здесь!

Рука прижалась к сердцу.

Взгляд профессора неуловимо изменился. Татьяна не поняла, что произошло, кроме того, что для него сказанное оказалось чрезвычайно важным.

— Я сделаю то, о чём вы просите, — коротко сказал он.

И исчез.

Татьяна Викторовна вновь осталась одна — среди полупрозрачных инкубаторов с угадываемыми в них очертаниями больших тел, рядом с остановившейся белой лентой, на ощупь оказавшейся бархатистой и тёплой.

«Да что же это такое!» — пробормотала она. Он опять её бросил! Ничего не пояснил! Не оговорил условия сделки! Вот ведь…

Конвейер для сборки живых существ притягивал к себе неимоверно. Рядом с ним можно было ощутить себя Творцом… раз уж судьба не дала ребёнка! Каждый раз, вспоминая об этом, Татьяна испытывала чувство, будто сердце замедляет ход. И горечь, настоящую горечь, подступающую к горлу. Она могла сколько угодно говорить себе, что это генетическая программа, заложенная природой в каждую женщину, с возрастом даёт о себе знать. Что она, Татьяна Викторовна Незванова, живёт неизвестно как, неизвестно где и занимается непонятно чем — и как в такой обстановке выносить, родить и воспитать Человечка? Что её личное будущее неопределённо и туманно, а будущее галактики под угрозой войны, грозящей перерасти в тотальное уничтожение рас… Но сердце не отзывалось на доводы разума! А горечь становилась солёной водой, стекающей по щекам.

Татьяна вздрогнула и решительно направилась к конвейеру. Работа — то, что всегда спасало от тоски, горя и одиночества. Работа до темноты в глазах…

Белая лента свернулась в петлю. Дёрнулась резко, будто чужой безмолвный приказ оказался непривычно силён. Из телепортов одна за другой начали поступать кости. Вспоминая алгоритм действий НикИва и используя собственные знания анатомии ту, Татьяна выкладывала костяк на платформе антроморва. Занятие казалось медитативным, и скоро она ушла в себя, как всегда во время операций. На мгновение даже послышался приглушённый маской голос настоящего профессора, дающего указание любимой ассистентке… А затем она совершенно забыла о времени и о вселенной. Не заметила, что помещение изменилось, будто поменяло перспективу, исказились очертания инкубаторов, и тонким золотистым сиянием засветились находящиеся в них реплики. Сиянием, которое поглощала глянцевая чернота Вечности, выглянувшей из всех углов.

Скелет обретал законченные очертания. Когда платформа активировала силовые поля, и костяк стал полым, Татьяна устало опустила руки. Не этого хотели от неё природа и собственная душа, но она только что сделала первый шаг к бессмертию — ну, какой уж получился.

Шуня, всё это время ползающий по переборкам инкубаторов, изображая тряпку для уборки, неожиданно вернулся и тихо опустился ей на плечо. Татьяна сняла его и поднесла к лицу. Что она могла сказать? Да и надо ли было говорить?

Пожалуй, она не верила в то, что это возможно — но провела указательным пальцем по черепу ту, как это делал НикИв. Контур засветился. Открылась внутричерепная полость в толще теменной кости.