Осознав это, она резко остановилась.

Полностью сбросила настройки скафандра.

В бесконечной цепи подземных пещер, выплавленных неизвестной мощью в толщах многокилометрового льда, она вновь стала слабым человеком. Существом с мягкой кожей и нежными тканями, без присущих хищникам когтей и зубов, без панциря или крыльев. Человеком, которому не преодолеть высокие горы — без кислородной маски и альпенштока, океаны — без кораблей, космос — без звездолётов. Не преодолеть ничего, кроме одного — себя самого! И тогда человек становится целой Вселенной!

Она несколько раз подпрыгнула на месте, осознавая возможности собственного тела и… взяла разбег.

Собственная реакция если не испугала, то удивила. Утратившее несколько килограммов тело ничуть не потеряло в силе, скорости и быстроте реакции. Наоборот, собственные возможности полностью заменили возможности экзоскелета.

Отложив на время размышления о синхронизации, Татьяна начала отсчитывать секунды, минуты и… часы собственного бега. В прошлом осталась неторопливая рысь по круговым коридорам Лазарета сектора Див. Она достигла той скорости, что развила ранее, пользуясь настройками скафандра, и… превзошла её. Усталость не наступила ни через полчаса безумного марафона, ни через час, ни через два. Как и не видно было конца анфиладе, которая была кольцевой и оттого бесконечной.

В очередной раз оказавшись в пещере с водоёмом, Татьяна Викторовна остановилась. Дыхание практически не сбилось. Сердечный ритм был ровным. Человеческая физиология отступила перед вмешательством то ли Учителя, то ли вируса духабути. А, может быть, дело было в том, что она находилась в точке сосредоточения и «брала взаймы» не только жизнь? А если у неё так и не получится выйти из Вечности? Если она навсегда отдала ей какую-то часть себя, получив взамен выносливость, скорость и ещё что-то, о чём пока не подозревает!..

От такой неожиданной мысли Татьяна замерла, глядясь в лик водоёма, отражавший световые лучи — грани загадочно молчащих сактусов.

Прежние мысли гармонично вплелись в канву рассуждений о Вечности. Лу-Тан ничего не делал просто так! Каждый его шаг был просчитан, каждое действие — оправдано. Так почему он выбрал в ученицы именно её: женщину средних лет, уставшую от жизни, чья душа едва теплилась после смерти любимого мужа? Да, он называл причины. Но все ли были названы?

— Потому что вы умерли, Лу-Танни, — промурлыкал знакомый голос. — А я всё ждал, когда же вы вернётесь к размышлениям на эту тему!

Она подняла взгляд.

Чреше стоял на другой стороне водоёма, и глаза его светились двумя бирюзовыми углями.

— Что? — переспросила она враз высохшими губами.

— Вспомните…

…Диван на кухне, накрытый полосатым покрывалом, и она в позе эмбриона… Девятый день после похорон. Воскресенье. Нет света и тепла. Исчезли звуки, превратившись в невнятное бульканье. Она знает, что звонит телефон — но не слышит. И телефон звонит реже… реже… реже…

Чёрно-белая фотография на столе. Стопка. Засохший хлеб.

Занавешенные до сих пор зеркала. Слепые окна.

Из ощущений — только бесконечная боль где-то в районе средостения, заставляющая всё сильнее подтягивать колени к животу. А потом одни отрывочные видения… Ватный кокон горя… Зелёная шерсть небытия…

…Татьяна сглотнула. С трудом разлепила губы.

— Что вы хотите сказать… этим?

— Смерть близкого человека — это крах целого мира. Мира, в какой-то степени созданного и поддерживаемого вами. — Чреше медленно двинулся вдоль края бассейна. Его одеяние оставалось неподвижно, отчего казалось, что стайя плывет по воздуху. — И вы последовали за ним в небытие — слой за слоем убивая себя. Сначала потеряли друзей, затем любимую работу, интерес к жизни… Думайте, Лу-Танни, думайте!

Слой за слоем…

В паутине ежедневной рутины осознавались только привычные телу действия — проснуться по звонку будильника, умыться, выпить кофе, выкурить сигарету. И так далее, и тому подобное — день за днём, ночь за ночью. Личность казалась рисунком, растворявшимся от попавших на него дождевых капель до тех пор, пока не остался чистый белый лист, на котором… можно было начать рисовать что угодно!

— Лу-Тан знал! — прошептала она. — И эту причину никогда не называл мне.

— Неправда, — усмехнулся стайя. — Он говорил об этом косвенно. Просто вы не поняли его.

Татьяна прекрасно помнила этот разговор.

«Вы одиноки, — сказал тогда старый крелл. — Ваши родители давно умерли, детьми вы не владеете. Вас никто не станет искать. Запущенная нами легенда вполне удовлетворит коллег по работе. Друзей, которые почуяли бы подвох, у вас не осталось».

Она восприняла его слова однозначно — с точки зрения землянина. Оказывается, их можно было понять по-другому. Именно так, как говорил Ирбис: «слой за слоем»!

Одиночество — это отсутствие людей, которые привязывают к миру живых: родных, близких, друзей…