Анна кивнула.

— Да. Алое полотнище…

Наступила душная жаркая ночь. На небе высыпали звезды, но месяц был красноватый — первый день августа предвещал непогоду. Анна, стоя у приоткрытого окна, смотрела на высокое, распростертое над замком и над Вислой небо и вдруг услышала приглушенный стон. Марина по-прежнему неподвижно дремала в кресле — быть может, ей это только почудилось? Но через минуту стон повторился — Анна бросилась к постели. Королева лежала, уткнувшись лицом в подушку, впившись зубами в ее кружева.

— Марина, — прошептала Анна, будя камеристку. Теперь они уже обе низко склонились над ложем королевы, вслушиваясь в ее жалобные стоны.

— Госпожа, пора позвать медиков. Она покачала головой.

— Нет, еще рано.

— Облегчат страдания, ускорят роды… — просила Марина.

— Тебе велено было сказать, когда наступит полночь. Но ты проспала.

— Госпожа, я вздремнула всего на минутку…

— Так сколько… сколько ждать еще до полуночи?

— Полчаса, может, чуть меньше.

— Зажгите свечи!.. Много свечей! — неожиданно приказала королева.

— Как на большое торжество? — спросила Анна.

— На очень большое. О чем вы шепчетесь? Думаете, опять, опять родится не он?..

— Помилуйте, ваше величество! — взмолились обе в один голос.

— Когда я рожала Изабеллу, все было иначе. Не было таких мучений.

— Да, госпожа, — подтвердила Марина, ставя возле ложа подсвечник.

— Санта Мадонна! Четверть часа уже миновала?

— Нет еще. Но десять минут наверняка.

— Ровно в полночь зовите придворных медиков. О Бю! Опять…

— Они рядом, за стеною, оба — и Валентино, и Катиньяни.

— Оба? Ждут? Тогда пусть войдут! Пусть войдут! — вдруг крикнула королева. — Я больше не вынесу!

Солнце, с трудом прорвавшись сквозь туман, осветило темные стены вавельского замка. Наступало утро — первое августа 1520 года. В комнате, из которой видны были покои королевы, сидел калишский воевода. Перед ним на столе лежали бумаги, карты, но сам он, уставший с дороги, сидел, подремывая, на табурете, то и дело вскидывал голову, протирал глаза. Вдруг на третьем этаже, в покоях королевы, кто-то шире распахнул окна. Заремба сорвался с места, опрокинув стул, и замер, напряженно всматриваясь в одну точку.

„Да или нет? Да или нет?“ — билась в голове одна мучительная мысль.

Окно, в которое он вглядывался, теперь было открыто настежь, но ожидаемого знака, сколько он ни смотрел, не было видно. Со злости он ударил кулаком по каменной стене.

— Я наказывал ей не приближаться, не открывать окна, ежели… А она…

В эту минуту в окне мелькнула женская рука, вывесив из окна алый стяг. На фоне темных стен он был похож на струю крови. Быть может, животворной?

— Стало быть — да! — воскликнул он. — Наконец-то! Бог не обошел нас своею милостью. Ярост! Ярост! Камне! Живо!

Тотчас же вбежал слуга.

— Можно ехать. У нас родился Август. Уразумел? Королевич! Чего глаза пялишь? Готовь лошадей в дорогу. Зови людей! Едем к королю!

— Сегодня? — удивился слуга.

— Немедленно! Через час выезжаем. Шевелись! Да попроворней!

Неделю спустя в опочивальне у сидевшей, откинувшись на подушки, Боны собрались Алифио, Паппакода и камеристки. Тут же рядом стояла серебряная колыбель.

— Придвиньте ближе, — потребовала Бона. — Еще ближе. Чтобы я могла коснуться его.

— Светлейшая госпожа, лекарь сказывал, вам еще нельзя… — начала было Анна.

— Полно, — прервала ее королева. — Теперь мне все, все можно. Он спит?

— Спит, госпожа, — торопливо ответила Марина.

— Жаль, — вздохнула королева. — Я хотела дотронуться до него. Если бы его величество был здесь… Ведь он еще не скоро узнает.

— Мой отец тронулся в путь уже на рассвете, — сказала Анна.

— Bene. Вот-вот должен прибыть гонец. Ну а письма? — спросила Бона своего канцлера. — Отправлены письма с доброй вестью ко всем монархам?

— Да, ко всем владетельным князьям.

— Герцогиня обещала в честь радостного известия устроить рыцарский турнир в Бари. Теперь-то она наверняка прибудет в Вавель.

Алифио не подтвердил ее слов, заметил только:

— Первые поздравления уже получены. Вена, наверное, уже знала до того, как получила наши письма.

— Ну и что, Габсбурги не скрывают своего разочарования? — полюбопытствовала Бона.

— Поздравления настолько холодны, насколько позволяют правила дипломатии.