Шрифт:
Разорвало.
Размазало.
Контузило до звона в ушах…
Окончательно оглушенная, плавающая почти безжизненной тушкой в океане кайфа, я чувствую, как нежные губы и горячие ладони возвращаются к моему лицу. Проходятся по сухим, искусанным губам, очерчивают скулы, нос и лоб, шею и потяжелевшие веки.
Ощущаю легкие поцелуи, словно прикосновение перышка. И хочется мурчать, а еще тереться об его руки, довольной кошкой.
Какой позор, Алёна!
– Всё? Простила меня? – слышу я вопрос Никиты, но полностью его игнорирую, озвучивая свои измышления.
– Это что же получается? – почти неузнаваемым голосом прохрипела я, – Я тебя со школы любила?
– А сейчас? – ведет он носом по моей щеке.
– И сейчас люблю, – вздыхаю я и тут же попадаю в кокон из его рук и ног, что крепко обвивают всё мое обнаженное тело.
Никита натягивает на нас одеяло и я, почти совсем задремав, все-таки решила добавить в свое признание ложку вредности. В счет наказания за Тайного Поклонника.
– Знать бы еще только за что, – потянула я и тут же получила звонкий шлепок по заднице.
Ойкнула и уставилась на него вопросительно.
– Еще раз повторить? – спросил он, поигрывая бровями.
– Я подумаю, – улыбнулась я, а через минуту отрубилась, ныряя в самый сладкий сон за всю мою жизнь.
И там тоже был он.
Никита.
Мой псих…
Глава 53 – С новым счастьем!
POV Алёна
Просыпаюсь от того, что меня зацеловывают губы Никиты. Короткие, нежные прикосновения и тихий, едва слышный шепот:
– Я люблю тебя! Алёна моя…
И больше не хочется молчать в ответ, хочется кричать во все горло, потому что чувства настолько распирают грудную клетку, что порой становится больно.
– И я люблю тебя, Никита, – трусь об него, как котенок, подставляя губы для новой ласки.
– Еще раз скажи, пожалуйста, – со стоном выдыхает парень и я не смею отказать.
Выпутываюсь из кокона одеяла и его рук, прикасаюсь ладонями к любимому лицу и, заглядывая в черноту его глаз, без конца повторяю ему о своих чувствах. Снова и снова, пока он не начинает довольно улыбаться.
– И прости меня, – прижимаюсь щекой к его груди. Там за ребрами счастливо бьется его сильное и смелое сердце. И мне так нравится слушать его гулкий стук. Очень!
– За что? – лохматит он мне волосы.
– За истерику, – с сожалением выдаю я.
– Ой, да не за что, – смеется Никита, – истери почаще, мне понравилось, чем все это закончилось.
И я тут же покраснела вся с ног до головы, потому что только сейчас поняла, что до сих пор полностью обнажена. Коротко пискнула и вновь закуталась в одеяло так, что остались торчать одни лишь глаза, полные смущения.
– Мне выйти? – верно понимает Соболевский причину моей стеснительности.
– Ну…да, пожалуйста, – киваю я и еще больше робею, потому что он рядом. И такой, что хочется только жадно смотреть на него и пускать слюни.
А не вот это вот все…
Но Никита все понимает и все-таки выходит из комнаты, а я тут же бросаюсь к своим, раскиданным тут и там, тряпкам. И, видя улики на месте преступления, я еще сильнее краснею. Руки трясутся от воспоминаний, а тело наглядно показывает, что ему чертовски понравилось всё то, что с ним случилось.
Господи, да я развратная женщина! Развратная!!!
После одевания боюсь выйти из комнаты и долго умываюсь в ванной холодной водой. Вот только ничего не помогает! Как только закрываю глаза, так сразу окунаюсь в яркие картинки того, что со мной делал этот невозможный парень, его руки, губы и язык.
Ох, черт!
Слышу стук в дверь и с отчаянием выдыхаю. Ну не сидеть же мне здесь до скончания времен, правда?
Выхожу из уборной и тут же меня прижимает к себе Никита. Гладит по голове утешающе и бранит.
– Ну и чего ты, горемычная моя, стесняться удумала, да?
– Да, – честно выдаю я.
– Алёнка моя…отставить вот это вот все. Быстро! Я люблю тебя, ты любишь меня и нет, между нами, ничего, что стоило бы твоих красных щек и вот этих заседаний в ванной комнате. Тем более, что…
– Что? – подняла я на него глаза.
– Тем более, что это была только маленькая часть того, что я хочу и собираюсь с тобой сделать, – надсадно прошептал Никита и куснул меня за нижнюю губу.
А я ни слова сказать не могу, ни пол слова. У меня в душе ураган от его заявления разбушевался. Двенадцать баллов по шкале Бофорта.