Шрифт:
— Ты же не все мне рассказал?
— А постороннему человеку я, думаешь, все буду рассказывать? Зачем? Для них это просто работа, не думаю, что мне что-то важное скажут. Спасибо большое, действительно, спасибо, я понимаю, что ты волнуешься, но не нужны они мне.
Унижаться еще и перед кем-то посторонним — спасибо, не надо. А если им интересно будет его детство, к примеру — так ему совершенно не интересно вспоминать проблемы, которые он затолкал в дальний угол. И ведь до всех этих событий он только-только начал чувствовать себя нормальным человеком, впервые после того, как уехал из дома.
Может, им рассказать, что теперь, идя по улице, он неосознанно ждет удара от идущих навстречу — что его заденут плечом, толкнут… Почему ему так кажется — понятия не имеет, но он усилием воли выводит себя на улицу, усилием воли не отшатывается от идущих ему навстречу людей, особенно больших компаний… Если бы можно было, он бы сидел дома, и лучше, действительно, в какой-нибудь съемной квартире, чтобы и к нему никто не приходил, и он никуда не выходил… Только он сильно сомневается, что это не путь к реальному сумасшествию. Или к поведению человека, на котором большими буквами написано «Жертва».
А еще он бы извел всю воду у Вики в доме, если бы там было ограничение на расход: он подолгу не мог выйти из-под горячего душа и вытаскивал себя оттуда просто усилием воли. Почему-то ему все время казалось, что холодно…
Стоит рассказать об этом, чтобы профессора кивали с умным видом и заносили в свои заметки? Нет, так он их развлекать не собирался.
Так тянуло уйти в себя… И Камаль знал — он бы смог. Однажды, давно, когда мама уже ушла от них, почти так и получилось. Навалилось все разом, и тогда показалось, что не чувствовать ничего — это самое лучшее. Тогда бабушка заметила неладное, а, может, это просто показалось ей непорядком — внук почти не реагировал на происходящее. Больше всего, впрочем, бабушка боялась плохих компаний. А у него не было никаких компаний — ни хороших, ни плохих.
Да, еще с тех пор Камаль понял, что ему очень нужен рядом кто-то, кому он будет не безразличен, кто будет его тормошить, спрашивать: «Как дела, как ты вообще?». Как хорошо, что есть Вика. Ему не нужна ее жалость? Он мог бы гордо заявить это, но, на самом деле, была нужна. Очень нужна. Конечно, все-таки не жалость, а сочувствие, понимание. Вот только как этим не злоупотреблять, и есть ли надежда на то, что он все-таки еще нравится ей? Да, не много ли он хочет…
Сергей вызывал у него иррациональную злость и желание сопротивляться, делать все наперекор — он был слишком похож своими методами «приведения в себя» на его отца. Может, так и нужно, может, только такими методами и воспитывают настоящих мужчин? Ну, ему сделали в детстве такую прививку от этих слов, от этого тона, что с ним уже подобное не прокатит. Не воспитают из него настоящего мужчину.
А вот если понадобится дать показания — он это сделает, о чем бы ни пришлось рассказывать. И расскажет во всех деталях, какие бы ни понадобились, будь оно все проклято!
Пожалуй, Виктории он так и скажет — что готов пойти к психоаналитику в погонах.
Он даже не представлял, насколько быстро Вселенная откликнется на его обещания. И первой об этом узнала Вика. Сергей зашел к ней в кабинет задумчивый. Было видно, что он сомневается в том, что хочет сказать:
— Послушай, тут такое дело… Наши общие знакомые, мои и Юры, знают, что у нас есть какая-то информация о тех клубах, где держали Камаля. У них это дело в разработке, и было бы хорошо, если бы они получили эту информацию. Естественно, неофициально. Я могу сказать, конечно, что нужно делать официальный запрос — скорее всего, никто не даст им такой санкции. Но, возможно, стоит пообщаться? Это нормальные люди, и они даже могут помочь. Им сейчас нужны любые данные.
— А, знаешь, я помогу, с удовольствием! — практически не раздумывая, ответила Виктория. — Думаю, что и Камаль только «за». Он же говорил, что сделает все, чтобы этих людей нашли и опознали.
Идея встретиться на нейтральной территории устроила всех. Выбрали «Сладкую корзинку» — кофейню, где любила бывать Вика и, как оказалось, захаживала и Валентина Александровна — так звали одну из «представителей органов», как назвал их Сергей. Викторию приятно удивило, что, по крайней мере, одна из тех, с кем предстояло общаться — женщина. Она не знала, будет ли Камалю легче общаться на такие щекотливые темы с женщиной, но надеялась, что и ей, и ему так будет проще. Хотя, конечно, бывают такие женщины, что рядом с ними гестапо нервно курит в сторонке… ладно, будем надеяться, что она не накликает подобное.
Даже не обсуждалось, что парня она одного не отпустит, а вот присутствие при разговоре Сергея им точно помешает.
— Вика, пойми, пожалуйста, что я не извращенец и мне эти подробности совершенно не нужны, так же, как и тебе, кстати, но так будет безопаснее.
— Я понимаю прекрасно, но ничего не изменится, если кто-то из твоих ребят будет караулить у входа или в зале, но не за одним же столиком! Ты же сам сказал, что знаешь этих людей, так чего бояться?
— «Кого» бояться. В том-то и дело, что я сейчас не знаю, во что мы вляпались, и насколько серьезно.