Шрифт:
– Тихо!
Замолчали и услышали увлеченный мужской голос, потом женский смех, снова голос, снова смех.
– Это возле магаза, – сказал Роман. – Неужели работает…
Пошли туда скорым шагом, будто боялись, что не успеют.
Магазин был безлюден и чёрен, лишь над входом горел красной точкой огонек охранной сигнализации. А рядом пусть не кипела, но наблюдалась хоть какая-то жизнь. На деревянном столе сидели две женщины, перед ними, беспрестанно слегка приседая, делая шаг назад, шаг вперед, словно бы пытаясь плясать, – мужчина с пластиковой бутылью в руке. Женщин, мужчину, вкопанный стол и лавку, служившую женщинам опорой для ног, освещала лампочка фонаря. Тусклая, ватт, наверное, на семьдесят пять. Да и фонарь был, очевидно, самодельный – плохо отесанный, покосившийся столб…
– Здравствуйте! Добрый вечер! – поздоровались Татьяна, Даниэль, остальные.
Мужчина – вернее, парень, но лет сорока – прекратил попытки, замер. Женщины тоже не двигались и не отвечали. Видимо, чужие, тем более ночью, появлялись здесь нечасто.
– И вам добрый, – наконец ответила одна из женщин, в безрукавке с крупными розами; произнесла это скорее вопросительно. Дескать, чего забыли?
– Не подскажете, алкоголь у вас где-нибудь можно купить? – без обиняков и тому подобного спросила Татьяна.
Парень и женщины, вроде как слегка отошедшие от неожиданности, снова напряглись.
– А вы, извиняюсь, откуда будете? – задал ответный вопрос парень, и по интонации было ясно, что он не очень трезв. И не очень приветлив.
– Мы из лагеря, – махнул рукой Дмитрий. – Семинар у нас…
– Менеджеры?
– Почему?
– Ну не шахтеры же, – усмехнулся парень.
– Мы, так сказать, писатели, – снова тоном петербургского профессора произнес Даниэль; он и был коренной петербуржец.
– Ух ты! Реально, книжки пишете? – Женщина в безрукавке хитро прищурилась, она явно не доверяла подошедшим.
– Реально. Сегодня последний день семинара. Посидели, и не хватило, – стал объяснять Дмитрий. – У вас-то должны продавать.
– Почему – должны? Днем продают, а после одиннадцати – закрыто.
– Но вы вот что-то пьете…
Парень и женщины пристально, точно так же, как до того Татьяна, Роман и Дмитрий, посмотрели друг на друга. И что-то там сказали друг другу глазами. Наверно, что никакие перед ними не писатели, а эти, которые узнают, где торгуют незаконно пойлом, чтоб потом штрафовать.
– До одиннадцати купили, молодые люди, – сказала другая женщина, постарше и вроде бы почти трезвая. – А теперь – потребляем. Что, нельзя?
– И мы хотим потреблять… Нет, правда, мы писатели. А писатели обычно любят выпить. То есть необходимо бывает…
– Так почитайте, что пишете.
Роман хмыкнул:
– Извините, книг не захватили.
– Мы вот прозаики, – кивнул на Даниэля и Романа Дмитрий. – Прозу сложно наизусть заучить.
– А стихи, что, не сочиняете? – все больше как-то наглея, спросил парень; отказ подтвердить свое писательство, видимо, почти убедил его – это засланные казачки.
– Я сочиняю, – сказала Александра.
И сразу стало очень тихо. Тишина ожидания образовалась. Немного, признаться, жутковатая.
Александра секунду назад, может, и не хотела декламировать, тем более нынче многие поэты и не помнят свои стихи, читают по бумажке. Поэтому на Александру смотрели одни – местные – с любопытством, а другие – ее коллеги – с тревогой.
Но Александра помнила и без мучительных вздохов, обозначающих у поэтов обычно поиск подходящего произведения, а иногда подсознательное кокетство, начала:
Мне кровным братом сделался вокзал В дурной привычке расставаться молча… Когда один фонарь на весь квартал, И тот разбит, как не завыть по-волчьи? Как не завыть, когда из года в год Один сценарий: дом – работа – дача, Когда аптекарша, краснея, подает Тебе презервативы вместо сдачи? И каждый вечер, по пути домой, Как не мечтать свернуть и заблудиться, Когда квартира, делаясь живой, Тебя подстерегает хищной птицей?Александра прочитала стихотворение с особым, авторским выражением. Конечно, у каждого оно свое, но любой, наверное, отличит авторское чтение от актерского. И местные без уточнений типа: «А это точно твое?» – поверили.
– Мощно ты… В точку.
– Прямо реально – до слез! Как не завыть, действительно… – Женщина в безрукавке с розами слезла со стола. – Дай обниму.
Обнялись. Поэт и… ну, не читатель, а слушатель. Для поэта благодарный слушатель наверняка важнее читателя. А может, и нет. Но сейчас было трогательно. Ночь, деревня, закрытый магазин, стихи и благодарность.