Шрифт:
– Смотри-ка, встала! – Егор обрадовался так, будто пошло на поправку не у волчицы, а у него самого или у кого-то из родных. – Ах ты, моя милая! – сказал он. – Оклемалась?
Он безбоязненно подошёл к волчице, присел и легонько погладил её по голове. Жёсткая волчицына шерсть за время болезни стала ещё жёстче, а кости так и выпирали под кожей, но в глазах волчицы уже появился живой, осмысленный блеск. Она никак не отозвалась на Егорово прикосновение, не выказала ни страха, ни угрозы, покорно перенеся эту непривычную для неё ласку.
– Сейчас, сейчас! – заторопился Егор. – Сейчас мы тебя, милая, покормим!
Он побежал было в погреб за мясом, но, спохватившись, подумал, что волчицу сначала нужно напоить. Голод волки переносят сравнительно легко, а вот с питьём дело хуже. А эта восемь дней, считай, не пила, как только выдержала?
Егор принёс воды и налил в миску. Волчица жадно прильнула к ней и стала лакать, но сил больше не было, и она лакала медленно, с долгими передыхами. Потом снова легла, с усилием поджав под себя лапы.
– А насчёт мясца как? – сказал Егор. – Давай хоть маленечко, а?
Он сходил в погреб и принёс кусок мяса. От мясного запаха ноздри волчицы расширились, и она взяла кусок в пасть, но проглотить не смогла, не было сил.
– Ну-ка, дай, – сказал Егор. Он взял стоявший на мосту топор и разрубил мясо на мелкие кусочки. – Вот теперь в самый раз, попробуй-ка.
Но даже и такие куски волчица глотала с трудом, а проглотив, надолго замирала, безучастно глядя перед собой.
– Ну давай, милая, давай, – подбадривал волчицу Егор, гладя её по голове. И она, словно понимая, чего от неё хотят, брала кусок за куском и всё так же медленно проглатывала.
В конце концов мясо было съедено.
– Ну и ладно, – сказал Егор. – Больше нам сегодня и нельзя. Спи давай.
Но прежде чем уйти, Егор ещё некоторое время сидел рядом с волчицей, гладил её по голове и говорил ей разные ласковые слова. Он давно не радовался так, как сегодня. И не только потому, что у волчицы наступило улучшение, но и по другой, не менее важной причине. Случилось то, чего он тщетно добивался в течение нескольких месяцев – волчица подпустила его и вела себя так, будто сроду жила у него в доме, будто в ней и не было никогда той ненависти, которая двигала ею чуть ли не год. И это было не просто следствием её физической слабости, а результатом каких-то неведомых Егору превращений, случившихся с волчицей за время болезни. Может быть, эти превращения давно назревали в ней, ведь за время, что она жила у Егора, он не сделал ей ничего плохого, если не считать промашки с намордником, но кто знает, сколько бы ещё выжидала волчица, прежде чем довериться. Болезнь же как будто подтолкнула её к этому: Егор был уверен, что даже находясь в беспамятстве, волчица чувствовала уход за ней, и это тоже каким-то образом повлияло на неё.
Утром Егор снова напоил и накормил волчицу. Она уже была не так слаба, как накануне, и Егор знал, что теперь дело пойдёт быстрее. Раз стала есть, через недельку совсем очухается. Волки вообще звери крепкие, а эта так прямо из ряда вон. Два раза одной ногой в могиле стояла, и хоть бы что!
– Видела? – сказал Егор жене, наблюдавшей, как он кормит волчицу. – А ты говорила.
– Что я говорила? – спросила жена с некоторой обидой в голосе.
– Сама знаешь что! – засмеялся Егор.
– Так я разве думала, что она выживет? А смотреть, как мучается, ну просто сил не было.
– Да ты не обижайся, я не в укор. Мало ли что бывает?!
– Ну а теперь-то что делать? Ведь отпустить собирался. Егор виновато почесал в затылке.
– Собирался, Маш, да передумал. Жалко мне её. Веришь, об Дымке так не жалел. Как подумаю, что отпускать, аж настроение портится. Пускай живёт, Маш, а?
– Да пускай, мне-то что. Но Петьку разве вразумишь? Опять что-нибудь отчубучит.
– Не отчубучит, он нынче тихонький стал!
– Ой, что-то ты загадками говоришь! Аль припугнул уже?
– Припугнул, – сознался Егор и, видя, что на лице жены промелькнул испуг, поспешил успокоить её: – Да ничего не было, не бойся. Поговорили, и всё.
– Поговорили! Он тебе и это припомнит!
– Да и наплевать-то! Вякнет, я тоже молчать не буду. Не хватало ещё Петьку бояться!
Петьку Егор действительно не боялся, а вот с председателем выходило нескладно. Пообещал человеку, что не сегодня-завтра отпустит волчицу, а теперь от ворот поворот. Придётся зайти, поговорить. Председатель, конечно, удивится, потому что думает, что волчица давно уже в лесу, а оказывается «висело мочало, начинай всё сначала». А что делать? Так и нужно сказать: извини, Степаныч, не выгорело дело, и ты уж войди в положение. Нынче же надо зайти, неудобно будет, если председатель узнает обо всём от других.
Волчица поправлялась быстро. Аппетит у неё после болезни был всё равно как после Великого поста, только давай, и Егор замучился с мясом. Если б не мыловары, хоть снова берись за ружьё. Правда, мыловары не знали, куда теперь идёт мясо, думали, что Егор всё ещё ловит волков, и он не разубеждал их. Узнают, что у него живёт волчица, пойдут всякие разговоры, и дойдёт до района, глядишь, объявится какой-нибудь инспектор, потребует застрелить волчицу или штрафом обложит, у них это скоро делается.