— Где? — Мне пришлось отвечать односложно, потому что иначе из моего рта вырвались бы не только слова. В одну секунду стало совсем плохо, и пришлось сосредоточиться на сознательных глубоких вдохах и заглатываниях, чтобы удержать содержимое ужина внутри.

— Во время съёмки я показал Лео один из твоих набросков. Они ищут нового дизайнера винных этикеток. — Он гордо улыбнулся, ожидая моей реакции, с тем взволнованным предвкушением, с каким открывают поистине великолепный подарок. К сожалению, я не могла предложить ему то, что он надеялся увидеть, потому что моё лицо сильно исказилось в попытке сдержать рвоту. — Тебя наняли, Джулс.

Медленный кивок перерос в дрожь по всему телу, я соскочила с барного стула и понеслась в ванную, как раз вовремя, чтобы открыть крышку унитаза и выдавить ужин, который так яростно атаковал мои внутренности. Вспотевшая, растерянная и с всё увеличивающимся головокружением, я опустилась на прохладный кафельный пол и позволила низкой температуре поглотить меня.

Потом всё потемнело.

Кататься на скорой совсем не весело. Особенно по битком забитым улицам Нью — Йорка. То, что могло занять меньше пяти минут, стало сорока трёхминутным объездом, сопровождаемым такими вопросами, как: «Мэм, у вам всё ещё есть аппендикс?», как будто по дороге я его куда — то переложила или случайно забыла в метро, а может, даже пожертвовала ради науки. И парамедики так много раз тыкали по коже, что я почувствовала себя повидавшей жизнь подушечкой для иголок.

К тому времени, как меня привезли в «Мерси Хелс» и доставили в зашторенное пространство в этом переполненном отделении неотложной помощи, мне недоставало почти литра жидкости в теле, и выглядела я, как будто готова присоединиться к съёмочной площадке фильма о вампирах. Мне они вообще — то нравились, поэтому эта идея привела в безумное возбуждение. Кожа приобрела призрачную бледность, а глаза покрылись паутиной красных сосудов, которые пересекали обычно белые участки. Выглядела я, словно оживший мертвец, но даже это уже невероятно радовало.

Острый приступ боли в правом нижнем боку возобновился, я вонзилась ногтями в кожу, пытаясь направить неприятные ощущения в другую сторону.

— Ш — ш–ш, — выдохнул Йен, бережно удерживая мою голову в руках. Я не знала наверняка: это он меня укачивал, или я начала это сама, но каждый раз, когда моё тело содрогалось, пытаясь перенести боль, Йен следовал за мной. — Всё хорошо. С тобой всё будет хорошо.

Я видела, что Джошуа стоит позади него, выглядывая из — за плеча с напряжённым взглядом, словно часть моей боли передалась ему. То, что он находился здесь в 2:47 утра вместе с Йеном и мной говорило о том, что его не стоит упускать. Нужно будет сказать об этом Йену, когда я вновь приобрету способность говорить. Прямо сейчас всё, что вырывалось изо рта — это стоны, сопровождаемые случайным хриплым вдохом или жалобным визгом.

— Хорошая новость в том, — обратился к нам человек, который, как я предположила, являлся моим врачом, прежде чем отодвинуть штору, — что это не аппендикс. — Когда обладатель голоса появился в поле зрения, я сразу поняла, что мужчина, поставивший диагноз — отец Джошуа. Доктор Торклсон. У него тот же дружелюбный взгляд, и их голоса почти одинаковы. Я вспомнила, как Джошуа говорил, что он хирург, только вот осознание этого мгновенно вызвало панику. Я правда сегодня хотела оставить при себе все органы. — Но всё же это разрыв кисты яичника. Раньше такое случалось?

Нет, такое произошло впервые, и, испытав такую сильную боль из — за чего — то такого маленького, как киста, я почувствовала себя слабачкой. Хотя у моего папы был камень в почках, и он сравнил его извлечение с проталкиванием шара для боулинга через соломинку. Звучало ужасно, и образ, словно вытатуированный в голове, ничуть не лучше. Но его опыт не шёл ни в какое сравнение: ни с камнем в почке, ни с представлением камня в почке.

Я покачала головой, глядя на доктора Торклсона.

— Нет. По крайней мере, мне об этом ничего не известно. — Жгучая боль начала проходить, и я попыталась сосредоточиться на его словах. Они свободно плавали передо мной, и приходилось тщательно их процеживать в ушной канал, чтобы они достигали мозга. Что бы за лекарства мне ни дали — они потрясающие. Нужно будет прихватить их домой.

— При разрыве кисты невыносимо больно, и это часто путают с аппендицитом. Хорошо, что вы обратились к нам, в крайне тяжёлых случаях это может привести к внутреннему кровотечению. Слава богу, в вашем случае этого не произошло.

Я почувствовала, как руки Йена обвились вокруг моих, хотя те были спрятаны под тонкой простынёй, накинутой на меня. Тут очень холодно. Я радовалась теплу и ласке его ладоней.

— Мы назначим вам какое — нибудь лекарство, чтобы притупить боль, но самое худшее уже позади. Я пришлю медсестру, чтобы выписать вас, но, пожалуйста, не задумываясь звоните или приходите на повторное обследование, если возникнут проблемы.

Глаза Йена пропитались влагой, и, когда он открыл рот, чтобы заговорить, его голос дрогнул от волнения.

— А что насчёт детей? — Это всё, что он произнёс. — Может ли она всё ещё их иметь?

Доктор Торклсон посмотрел на меня, ожидая одобрения. Йен спрашивал довольно личные вещи, и уверена, существовало какое — то соглашение о конфиденциальности, которое удерживало врачей от разглашения этой информации. Я повторила вопрос, чтобы он исходил от меня.

— Это ведь не повлияет на мою способность забеременеть, верно? — Очевидно, что в ближайшее время я даже не планировала смотреть на биологические часы, но знала, что в будущем есть определённые вещи, которые я хотела получить от жизни. Дети определённо вписывались в сценарий.