* "О журналистике дознания" (англ.)

– Черт!

Отбросив нож, он вынес руку под холодную воду. Прислонившись к косяку, Алена скрестила свои ноги.

– Банку без крови открыть не может. Тоже мне муж.

– Я серьезно.

– Не смеши меня. Советский брак? Для этого я слишком люблю свободу.

Белый "мерседес" у подъезда был окружен зеваками, которые пугливо обернулись на Александра. Он взлетел. В прихожей пара чемоданов.

– Инеc?

Молчание. Он взял топорик и открыл дверь в гостиную. Инеc сидела за столом с его пишущей машинкой.

– Я не одна...

Высокий мулат поднимался навстречу с протянутой рукой.

– Анхель.

Александр положил топорик на журнальный столик и ответил на рукопожатие. Глаза Анхеля прожгли его насквозь. Они сели друг напротив друга. Анхель протянул руку к топорику:

– Можно?
– Попробовал лезвие.
– Китайский?

– Советский.

Инеc поднялась.

– Кофе?

Не оборачиваясь, он кивнул. Мулат добавил, чтоб покрепче, и отложил топорик. Глядя, как Александр вынимает пачку "Явы", он расстегнул льняной пиджак и вынул пару серебристых баллончиков.

– Гавана. Бери-бери.

Александр отвинтил, в ладонь выпала черная сигара.

– Дай я тебе...

Гильотинкой на цепочке мулат обрезал ему кончик, потом себе. Прибор он заложил в прорезь у пояса.

Спички у Александра были свои.

– Кастро и Сартр!
– Инеc расхохоталась.
– С такими же сигарами на фотографии...

Они молчали.

Она перестала смеяться.

– Кофе кончился. Я спущусь?

Хлопнула дверь.

Они пускали друг на друга дым.

– Тянется хорошо?

– Нормально, - ответил Александр, чувствуя, что легкие спекаются, как кокс.

Мулат перешел к делу:

– Как говорят ее французы, сэ ля ви. Извини, что я пришел. Наверное, не надо было.

– Ничего.

– Я к ней серьезно относился. Че? Я готов был даже жить с ней в мелкобуржуазной Франции. Жениться собирался... Скажи мне, ты серьезно к ней относишься? Потому что она к тебе серьезно.

– Откуда ты знаешь?

– Че, она мне сама сказала. Какие у тебя планы?

– Планы...
– Александр откашлялся.
– Через два месяца у нее виза кончается.

– А у тебя когда? Он фыркнул.

– У меня бессрочная.

В глазах мулата возник интерес.

– Чем это ты заслужил? Какой имеешь паспорт?

– Советский.

Толстые губы приоткрылись. Он отогнал дым.

– Разве ты не скандинав?

– Она не сказала?

– Ничего она мне не сказала...

– Русский я.

– Советский паспорт?

– А какой же.

– Тогда не понимаю... Че? Ничего не понимаю! У меня, например, шведский.
– Прикусив сигару белыми зубами, он вынул, пролистал страницы, заштампованные визами.
– Видишь, написано? Открыт весь мир. Три-четыре страны меня не очень любят, но в Европе мы с ней могли бы жить в любой. Ты можешь дать женщине страну по выбору?

Александр молчал.

– Потому что здесь она не сможет. Нет, че... Твоя квартира?

– Снимаю.

– Но сам москвич? Прописка постоянная?

– На срок учебы.

– Аллеc клар.
– Под тяжестью сигары пепельница упала на бок.
– Через два месяца я уезжаю в Германию. До этого она знает, где меня найти. Скажи ей, когда будет уходить, что Анхель ждет. Потому что она уйдет. Ты это понимаешь?

Он кивнул.

– Ты тут, Алехандро, не при чем. Просто страна такая у тебя. Я вот из Латинской Америки. Там у нас жизнь. Ты понимаешь? Даже при кровавых хунтах. Здесь все правильно, все хорошо. Социализм. Но жизни нет. Ты понимаешь?

Оса возникла в проеме окна. Подержалась и отлетела.

– Че, как мужчина с мужчиной? Рублей девать мне некуда...

– Нет.

Мулат подержал руку в пиджаке и вынул.

– Смотри. Ее надо кормить.

– Как-нибудь.

– Тогда держись. Салют.

– Салют...

Выходя, мулат пригнулся.

Александр выбросил окурки и, взявшись за раму, смотрел вниз.

– Дым, будто здесь стрелялись...

– Где ты была?

– Поднялась выше этажом.

– Зачем?

– На всякий случай. Никто никого не убил?

Ее бывший вышел на солнце - весь в белом. Аборигены расступились, и "мерседес" сверкнул на повороте.

– Я так и думала. Цивилизованные люди.

– Смотря кто...

И Александр сунул голову под кран.

Она открыла чемоданы и взялась за ручку шкафа.

– Можно?

– Скелетов вроде не держу.

Внутри было пусто. Если не считать нейлоновой комбинации, которая задержалась на полгода.

– А это?

Кружева были заношены и местами оборваны. Предыдущая любовь купила ее на толкучке в Литве.