Шрифт:
Увлечение Гёте проблемой цвета началось в Италии. Ослеплённый обилием солнца, горячих, ярких красок, Гёте много рисовал, общался с художниками, старался постичь их умение добиваться чистых тонов, различных цветовых нюансов, которым виртуозно владели итальянские мастера. Но Гёте не удовлетворяло подражание, он искал понимания законов цвета. Он был наделён интуицией исследователя, поэтому стремился овладеть не только итальянской техникой живописи, но и умением добиваться определённых цветовых эффектов путём смешивания красок. Он пытался проникнуть в тайну тёплых и холодных тонов, понять связь цвета и вызываемого им настроения. Гёте интересовали законы, формирующие в человече-ском глазу ощущение цвета.
Позже французский художник Шарден скажет: «Художник пользуется красками, но пишет чувством, ощущением». Он имел в виду, что настоящий художник вкладывает в картину сердце и выражает в ней эмоциональное отношение к изображаемому предмету. Шарден хотел сказать и то, что каждый художник обладает собственным видением, ощущением атмосферы, окутывающей предмет.
Цветовая атмосфера — не пустой звук. Её ощущают все люди, только в разной степени. Недаром победу, радость связывают с красным цветом; мечту, надежду — с голубым.
В наши дни дизайнеры, врачи и психологи совместно обдумывают окраску цехов, машин, мебели, приборов, тип освещения для жилых и производственных помещений. Доказано, что правильный подбор красок, яркость света повышают производительность труда, уменьшают травматизм и способствуют сохранению здоровья и хорошего настроения.
Место цвета в жизни человека, значени
Скрябин пытался объединить музыку с цветом, создать цветомузыку: вместе с нотной строкой он давал указания о характере освещения в зале. Однажды, проигрывая «Прометея» и не поняв значения слов «tastiera per luce», придуманного Скрябиным цветового сопровождения, Рахманинов спросил его: «Какого цвета эта музыка?»
Скрябин обиделся: «Цветная не музыка, а атмосфера, окутывающая слушателей… Атмосфера здесь фиолетовая…»
Гёте против Ньютона
Размышляя о тайне цвета, Гёте прежде всего искал ответа в научных трудах.
Так он столкнулся с утверждением Ньютона, что белый цвет образуется при смешении семи цветов радуги. И Гёте, конечно же, не поверил этому. Гёте родился через два десятилетия после смерти Ньютона. Кульминации их жизней разделяло столетие. Но и во времена Гёте — конец XVIII и начало XIX века — господствующим сохранялось мнение, что белый и чёрный цвет — две неделимые ипостаси. Многие физики и философы и после Ньютона продолжали считать их фундаментальными понятиями. Представление о чёрном и белом как о полярных сущностях было основой послекантовской натурфилософии: природа обусловлена противоположными силами. В их числе — свет и тьма, чёрное и белое. Утверждение Ньютона, что он расщепил белый свет на семь составляющих, Гёте воспринял как вызов законам природы.
Нельзя сказать, что Гёте спорил, не попытавшись разобраться в работах Ньютона. Он несколько раз хотел пойти на демонстрацию знаменитого опыта Ньютона по разложению белого света. Но опыт этот ставили только в солнечные дни, а Гёте в такие дни никак не удавалось попасть в университет.
Когда Гёте вернулся из Италии в Веймар, он решил сам провести эксперимент. Но у него не оказалось подходящей аппаратуры. Тогда он обратился к своему другу, гофрату Бюттнеру, и одолжил у него оптические приборы. После затянувшегося отсутствия Гёте ждало много неотложных дел, и он долго не мог собраться осуществить свое намерение.
Но однажды Бюттнеру срочно понадобились его приборы и он послал к Гёте нарочного. Гёте не любил расставаться с вещами, не использовав их, и, попросив посыльного обождать, приступил к опыту.
Взяв стеклянную призму, Гёте подставил её солнечному лучу, бьющему из окна, и стал смотреть на белую стену напротив окна. Ньютон утверждал, что, пропустив луч белого света сквозь отверстие в ставне и поставив на его пути призму, он наблюдал на белом экране спектр из семи цветных полос. Гёте ничего подобного не увидел. Он рассердился. Ну конечно, как он и думал, никакого разложения света не происходит! Ньютон всё выдумал…
«Утверждение Ньютона — чудовищное предположение, — писал впоследствии Гёте. — Да и как это может быть, чтобы самый прозрачный, самый чистый цвет — белый — оказался смесью цветных лучей? Красный, оранжевый, жёлтый, зелёный, голубой, синий, фиолетовый — и это всё слагается в белый?!»
Гёте, по-видимому, невнимательно читал труды Ньютона или просто не смог понять, какую роль в этом опыте играет малое отверстие в ставне. Он не понял, что при ярком освещении и при использовании широких пучков света нелегко увидеть на белой стене радужную полоску. Впрочем, он и не прилагал усилий к тому, чтобы искать её, потому что был заранее убеждён в ошибочности ньютоновской теории цвета. А почему — это тема особого разговора. Об этом дальше.
Если бы хоть одному художнику удалось хоть раз, смешав краски разных цветов, получить белую, Гёте, возможно, сдался бы. Но сделать это никто не мог. Получалась серая грязная краска, но никак не белая.
Гёте, штудируя труды Ньютона, не мог найти ответ и на такой вопрос: если предположить, что лучи разного цвета состоят из частиц разной величины, как учил Ньютон, и что цвет зависит от размера этих частиц, то почему голубой цвет с его более мелкими частицами производит на наш глаз впечатление меньшей яркости, чем другие цвета? И почему жёлтые и красные лучи с их более крупными частицами производят впечатление тёплых тонов?