Это напоминало список подписей.

Я подняла телефон и сфотографировала их.

Вдруг мне в глаза бросилось одно из имен, написанное витиеватым почерком; Сюзетт Скаласки.

Я положила телефон и пару секунд смотрела на это имя, вспоминая, откуда оно мне знакомо.

Вдруг со стороны улицы раздался шум. Сквозь матовые стекла холл осветили фары автомобиля. До меня донеслись высокие, счастливые голоса: девочки прощались друг с другом.

Я захлопнула книгу, завернула ее и выбежала в коридор, ударившись плечом о косяк. Бросилась в гардеробную, кинула книгу обратно на полку и огляделась.

В каких комнатах свет горел до моего прихода, а где его включила я? Я мысленно отругала себя за то, что не обратила на это внимания. В гардеробной горел. В ванной — горел или нет?

В итоге я выключила его и кинулась обратно, надеясь, что успею пробежать через гостиную прежде, чем Таши зайдет в дом. Но в замке уже поворачивался ключ.

Я бросилась обратно в гардеробную и выключила свет ровно в тот момент, когда входная дверь с писком открылась. Я беспомощно стояла в темноте, пытаясь продумать свой следующий шаг. Попробовать выскользнуть отсюда, пока она будет в душе? Или после того, как пойдет спать? Смогу ли я проскочить в гараж, открыть дверь и добежать до какого-нибудь укрытия, прежде чем Таши выбежит из дома?

В большой комнате раздался какой-то звук: внезапный, короткий и высокий, как будто что-то упало. Я похолодела от страха, но пару секунд спустя до меня донесся водопад из нот.

Таши играла на пианино. Она дважды пробежалась по гаммам, а потом исполнила несколько тактов какого-то веселого марша.

Нужно было пользоваться возможностью. Нужно было срочно бежать. Возможно, у меня даже получилось бы вылезти в окно спальни. Любой разумный человек сразу же ушел бы. И я почти что так и поступила…

Но тут Таши заиграла мелодию.

Она началась с нескольких высоких нот, которые сияли независимо друг от друга, словно звезды в холодную ночь. Потом они слились воедино, и произошел взрыв. Мелодия все росла и росла, становилось все громче и громче. У меня было такое ощущение, что за стеной разыгралась битва, и я не могла от нее оторваться.

Мелодия постепенно поднималась наверх, и ее окружали яростные, танцующие, навязчивые ноты: стайка шумных птичек, пытавшихся сбить ее с пути. Но она не отклонилась от цели и перебралась через препятствие, став сильной и уверенной, словно солдат, марширующий по дымящемуся полю.

Тут из тени на свет вышла вторая мелодия, извивающаяся, тонкая и мрачная, словно женщина-убийца, которая прячется в темноте. Внезапно две мелодии яростно столкнулись и начали бороться друг с другом. Через некоторое время хаос рассеялся, и не осталось ничего, кроме одного жалобного голоса: она убила его, но теперь сожалеет об этом. Она только что поняла, что всегда любила его, и теперь кружится, кружится на месте, сходя с ума от своей утраты, желая одного: вернуть его… Кружится, кружится… Но того, что она совершила, уже не изменить.

Постепенно витиеватые ноты стали затихать. Пианино смолкло.

Я забыла о том, что стою в темной гардеробной. Я забыла обо всем, кроме музыки. И я хотела продолжать слушать. Еще одну песню, другую песню — что угодно.

Но Таши больше так и не заиграла. А я упустила возможность сбежать.

Я постояла так еще пару секунд, дрожа всем телом. Потом медленно открыла дверь, посмотрела налево, на окно. Придется приподнять сетку для насекомых, но я, наверное, смогу пролезть…

— Не ожидала встретить тебя тут, — сказала Таши. Она стояла в дверях спальни, облокотившись на стену и сложив руки на груди.

— Это уж точно, — проговорила я. — Так что… мне, наверное, пора уходить.

— Не торопись, — ответила она. — Можешь побыть здесь еще немного.

В этот момент меня покинули остатки храбрости.

— Прости, пожалуйста! — воскликнула я. — Если ты отпустишь меня, я никому ничего не расскажу о том, что ты делаешь… о том, что у тебя есть или… чего у тебя нет…

— Алексис, успокойся. Я из-за тебя начинаю нервничать.

Нервничать плохо.

— Выходи оттуда, — скомандовала она, и, развернувшись, пошла по коридору. — Есть хочешь?

Я последовала за ней. Вспомнив о холодильнике, забитом сырым мясом, я почувствовала тошноту.

— Спасибо, но, думаю, нет.

— Извини, у меня тут негде присесть, — сказала она. — Но ты уже и так это знаешь, да?

Я кивнула быстро и абсолютно без достоинства.

— Да. Прости еще раз.

— Да расслабься ты, — сказала Таши и стала обходить вокруг столика. Я сползла на пол и вжалась в стену, и только потом поняла, что она не собирается на меня набрасываться. Она присела на скамеечку перед пианино и небрежно проиграла несколько гамм.