– Тебе может быть больно, – не улыбнувшись, а эдак лишь обозначив улыбку, пояснил муж.

Наверное, атьер хотел успокоить девушку, но ничего у него не вышло, слишком уж напряжённой получилась мина. Да и весь он походил на чересчур стянутую пружину.

– А мы где? – спросила Ора, лишь бы не молчать.

– Кажется, в моём особняке на Ласковом побережье, – едва заметно пожал плечом экзорцист.

– И как мы сюда попали?

– Понятия не имею. Последнее, что я помню…

Грай поморщился, а продолжать не стал. Видимо, воспоминание было не из приятных. Впрочем, Ора его прекрасно понимала. Она бы тоже – и с превеликим удовольствием! – выкинула из головы Лабиринт вместе с Юной и сделкой. К сожалению, всё это помнилось очень отчётливо.

– Грай, – почти шёпотом позвала Роен, протянула руку, кончиками пальцев, едва касаясь, провела по шрамам на его лице.

– Перестань.

Экзорцист отдёрнул голову, перехватив её запястье.

– Тебе неприятно?

– Тебе неприятно. Противно.

– Дура-ак. Такой важный атьер, а дурак.

Ора улыбнулась, вывернула запястье, обвела ладонью его скулу, погладила шрам, рассекающий бровь, вслед за белой ниткой давно зажившей раны спустилась к кончику носа. Экзорцист, напряжённый до закаменевших мускулов, будто притаился и, кажется, даже дышать позабыл, лишь глаза поблёскивали под полуопущенными веками.

– Грай, – снова позвала Ора, – это правда ты? – Эльд, серьёзный, как смерть, кивнул. – Как же хорошо, что это ты. – Роен легонько вздохнула, пристраивая щёку ему на грудь, где шрамов тоже хватало. – А это я.

Он молчал долго – девушка подумала, что уж совсем никакого ответа не дождётся, так и будет её дорогой супруг лежать колода колодой. Но экзорцист всё-таки шевельнулся, словно хотел подняться, Ора даже отстранилась, чтобы ему не мешать. Но вставать Грай не стал, а обхватил Роен обеими руками, взгромоздив её сверху, стиснул так, будто хотел впечатать в себя.

– Ты представить не можешь, как хорошо, что это ты, – тяжело выдохнул ей в лицо. – Что это именно ты.

Кровать, кажется, покачнулась, а за ней и светильник, и окно, и Луна, выглядывающая из-за кружевной занавески белым боком. И весь мир покачнулся тоже, на один удар сердца замер, а потом снова пошёл, как подведённые часы, но в какую-то совсем другую сторону, вроде бы даже противоположную прежней.

Цикады, оглушительно стрекочущие за окном, испуганно примолкли, мотылёк, с идиотским упорством бьющийся в стекло ночника, устыдившись, улетел. Остался только глухой далёкий гул прибоя, рокочущий в такт пульсу.

Но скоро море перестало успевать вслед за сердцем, заспешило, только всё равно запаздывало. И мир торопился, но безнадёжно отставал, да так и подевался куда-то, оставив двоих наедине с лихорадочным узнаванием и сумасшедшим желанием убедиться, что это действительно он, что это на самом деле она.

А потом кроме пульса, заходящегося в бешеной скачке, и желания вовсе ничего не осталось.

***

Ора зевнула, клацнув клыками, потянулась до боли в ноющих плечах: вот интересно, плечи-то тут при чём? От стыдной, но почему-то совсем не смущающей тяжести, эдакой сытости и полного довольства хотелось кошкой тереться о прохладные простыни, перекатываться с боку на бок, и чтоб погладили, приласкали. Но просить Роен постеснялась, а муж – вот уж точно чурбан! – сам не догадался, торчал на краю постели, сосредоточенно чистил апельсин.

– Теперь, как честный мужчина, ты должен на мне жениться, – съязвила Ора.

Грай диковато глянул на неё через плечо и ничего не ответил, зачем-то сунув в рот апельсиновую шкурку, что тоже было не плохо – мелкая, но всё же справедливая месть реальности.

– Как мы всё-таки здесь очутились? – пробормотал экзорцист, морщась, оттирая ладонью губы от апельсиновой горечи. – И неплохо бы ещё узнать, где это «здесь».

Роен села, обхватив колени руками поверх простыни, откинула свалявшиеся в войлок волосы за спину. Желание довольно потягиваться пропало начисто.

– Я понятия не имею, как мы тут оказались. Но у меня есть предположение, – Грай приподнял брови, скормив Роен дольку апельсина. – Нам дали попрощаться. И, честно говоря, спасибо им за это.

– Так, – Экзорцист критически осмотрел очередную дольку, снял белую ниточку оставшейся кожуры, предложив супруге. Роен взяла апельсин губами, по пути поцеловав ладонь мужа – мозолистую, словно она не атьеру, а крестьянину принадлежала. – Ты ничего не хочешь мне рассказать?

Ора кивнула и тут же помотала головой. Рассказывать было нечего, да и незачем.

– Интересно знать, о чём ты думаешь? – Грай протянул руку, погладив её лоб, словно пытаясь расправить складочку между бровями.

– Я лишь сейчас сообразила, что всё это уже видела. Мне сон приснился ещё там, в отцовском доме, когда вы приехали. И комната эта, и… и всё остальное.

– Завидую, – усмехнулся экзорцист. – Мне такие сны почему-то не сняться. Так о чём ты думаешь?

– Я боюсь, это всё закончится и очень скоро, – совсем тихо призналась Ора.

– Ну и закончится. – Помолчав, будто её слова обдумывая, решил Грай. Свет ночника вызолачивал лишь его руку, бок поджарого живота и немного бедро, а всё остальное услужливо прикрывала тень. Вот только теперь Ора и в полной темноте его ни с кем не перепутала бы. – Так ведь кончится только вместе с нами. Какая разница, что дальше будет? И всё равно это случится не здесь и не сейчас.