Эйс уделяет мне все свое внимание, время от времени нарушая тишину в комнате вопросами, на которые легко ответить и которые не обременяют ни одного из нас, но они также не имеют никакого отношения к заданию.

— Я не могу поверить, что ты не знаешь, кто такие Актик Манкис (прим. перев.: Arctic Monkeys — это четвёрка талантливых уроженцев Хай Грина, пригорода Шеффилда (Великобритания), которая творит музыку в таких направлениях как: инди-рок, постпанк-ривайвл, психоделический рок). Они самая превосходная группа всех времен, — говорит он. Приятно видеть эту его часть, меньше мудака и больше открытости.

Я закатываю глаза и сжимаю губы. — Я полагаю, ты собираешься сказать мне, что тебе тоже нравится Никелбэк (прим. перев.: Nickelback — канадская рок-группа).

Он недоверчиво качает головой и криво ухмыляется. — Я не собираюсь быть пристыженным за свой выбор музыки кем-то, кто, вероятно, слушает Ханну Монтану, — я воздерживаюсь от того, чтобы спросить его, что в этом плохого. Я уверена, что у него будет много аргументов к этому, и я не смогу смириться с этим.

Моя рука поддерживает мой вес на кровати, и я оставляю ноги свисающими с края. Когда я оглядываюсь на Эйса, мне кажется, что он придвинулся ближе. Когда наши руки соприкасаются, у меня пересыхает во рту. Я прочищаю горло, разглядывая заметки, которые я нацарапала в своем блокноте, совершенно не интересуясь ими.

— Почти половина браков в Соединенных Штатах заканчиваются разводом, — читает Эйс с веб-сайта, — можно подумать, что это похоже на игру в рулетку.

— Но разве ты не хотел бы рискнуть с человеком, которого любишь?

Он усмехается. — Есть и другие способы показать кому-то, что ты его любишь.

— Значит, ты не веришь в брак? — уточняю я.

Я сама не уверена, верю ли я в это. Мне хотелось бы думать, что да, поскольку мои родители были счастливы в браке более пятнадцати лет, но, в конце концов, это бессмысленная концепция. Однако я, конечно, не была бы против этого, если бы встретила подходящего человека далеко-далеко в будущем.

— Разве я это сказал?

— Ты определенно на это намекнул.

— Мой отец изменял моей маме на протяжении всего их брака. Мне позволено сомневаться в этом процессе, — утверждает он.

Эйс тихо вздыхает, как будто он не хотел раскрывать этот фрагмент своего прошлого. Еще один кусочек головоломки собирается и делает Эйса гораздо менее ненавистным. Я ничего не говорю, не зная, что правильно сказать в этой ситуации.

Я меняю тему. То, что я привыкла делать, когда кто-нибудь задает мне вопросы обо мне. — Если бы ты мог жить в любой точке мира, где бы это было?

Эйс закрывает свой ноутбук. — Норвегия. Там тихо, пейзаж замечательный, холодно. И давай не будем забывать о Северном Сиянии, — говорит он, глядя вдаль. Нам обоим нравится холод, интересно.

— Раз уж мы перешли к философским вопросам, какими сверхспособностями ты хотела бы обладать? — спрашивает меня Эйс.

Я поднимаю брови в ответ на этот бессмысленный вопрос. Но я знаю, что Эйс делает то же самое, что и я. Держась подальше от проблемных вопросов — тех, которыми мы не готовы или когда-либо будем готовы поделиться друг с другом.

— Управлять временем. Пауза, перемотка назад, быстрая перемотка вперед, — отвечаю я.

Ухмылка играет на губах Эйса, и он сжимает губы вместе.

— Что? Только не говори мне, что ты бы выбрал умение летать, или чтение мыслей, или что-то столь же ненужное, — я закатываю глаза.

— Нет, я бы выбрал то же, что и ты.

Мои глаза немного расширяются. — Почему?

— С помощью управления временем не будет упущенных возможностей, не будет ошибок, которые я не смогу исправить. Я смог бы пережить лучшие моменты в своей жизни и пропустить худшие, если таковые будут.

Я смотрю на улицу, в сторону заднего дворика. Я ничего не вижу в темноте. Который сейчас час? Как долго мы сидели в его комнате? Кажется, что прошло несколько минут.

Мой взгляд падает на время на его часах. — Уже больше одиннадцати? Извини, я не хотела задерживать тебя так на долго, — я забываю, что люди на самом деле спят. Это не та роскошь, которой я обладаю.

— Все в порядке. Я все равно почти не сплю.

— Хмм?

— Мой разум имеет свойство быть темным и извращенным, когда он уязвим, — бормочет он себе под нос. Он хотел сказать это вслух?

— Ты имеешь в виду, что тебе снятся кошмары? — я едва слышу свой голос. Я знаю, каково это, закрыть глаза и насытить свой разум зловещими мыслями, внутренней тьмой, которая толкает тебя к иррациональности.

Неужели мы оба все еще держимся за что-то, что нам следует отпустить? В чем твой секрет, Эйс?

— Видимо, — его голос едва слышен, как шепот. Он нежно касается моей кожи. Как мы смогли так сблизиться? И почему у меня нет желания убежать? Это потому, что я начинаю видеть сходство между нами с каждым произнесенным словом?