Послание возымело эффект: Рита изумленно обернулась. В ее изумрудных глазах плескался ужас. Я не поняла, чего именно она так испугалась, но реакция была странной.

— Мы потом с тобой поговорим про этом, хорошо? — зашептала она и до боли сжала мою руку.

— Не нужно мне потом. Меня ваша личная жизнь не касается, — я одернула руку. — Семен, уходи, если у тебя все. Нам больше не о чем разговаривать с тобой.

— Тебе не о чем, а мне есть. Рит, прошу тебя. Выйди. Обещаю, я ее не трону, — он так мягко попросил ее, что у меня не осталось сомнений в их связи. Подобный воркующий тон не был свойственен Семену. Значит она носила его ребенка. Моего племянника. Точнее, племянницу.

Я представила, как брат был рад известию о скором отцовстве, как улыбался, узнав, что у него будет дочь. Как ходил на УЗИ и до боли сжала челюсть, а после и вовсе зажмурилась, чтобы отогнать прочь проклятые слезы, что мигом заполонили глаза. Даже брат, зная, или думая, что Вестник планировал его убрать, оставил малыша. Даже он порадовался, а Алекс нет. В прочем, моему малышу и Семен не порадовался. Наоборот, он решил использоваться его в качестве инструмента для достижения своих целей. Что бы брат предложил Вестнику? Бартер? Он не трогает его ребенка, а взамен тот, Риту с Витой?

Мне не стоило погружаться в такие мысли, если не хотела в лабиринте рассуждений прийти к еще недалеко ушедшей апатии. Мне больше нервничать нельзя. До хорошего самобичевание никого не приводило.

— Саш? — подруга вопросительно взглянула на меня, вытаскивая из раздумий. — Мне остаться?

— Останься, — я обошла ее и подошла к брату. Внимательно разглядывая его темные глаза, устало спросила. — Что ты еще хочешь мне сказать из того, что я не слышала?

Семен посмотрел за меня, туда, где стояла Рита и недовольно поджал губы. Наличие свидетелей его не устраивало, но я не собиралась сдаваться. Или так, или мы вообще не поговорим. Подруга позади меня придавала силы.

— Я вчера погорячился. Перегнул. Не должен был поднимать на тебя руку, — отрывисто, с паузами, начал он, работая желваками.

— Так. И…?

— Возвращайся домой. Нечего тебе по подругам шляться. Дома лучше. Больше я не позволю себе такого.

— И все? — я видела, как его ломало. Как снова убрал руки в карманы брюк и напрягся, но все равно подвела к тому, что мне было важно услышать. Наедине он бы начал снова агриться, но при Ритке можно было немножко насладиться сеансом абъюза над братом. Уверенна, именно абъюзером он меня и считал, раз давила на него.

— А что еще нужно? — процедил он сквозь зубы.

— Семен, нормальные люди для начала извиняются. Тебе так сложно сказать прости?

Что же. Матадор взмахнул ярко-красной мулетой перед глазами у быка. Представление можно было объявлять открытым. Семен взвился моментально, будто бы он нафаршированная «Бугатти», у которой утопили тапочек в пол: разгон от спокойствия к злобе был примерно две секунды.

— Слушай, если уж начался такой разговор, то ты меня сама спровоцировала. Врала, спуталась с тем, с кем не надо, хотя я просил. Моя реакция была предсказуема. Ты что разыгрываешь тут спектакль, я не пойму? Хочешь меня унизить при всех? — вспылил он и крутанулся вокруг своей оси, после чего вернулся ко мне, тыча указательным пальцем прямо в лицо. — Ты специально меня сейчас довести пытаешься? Хочешь поскандалить?!

— Я всего лишь хочу, чтобы ты извинился, если, правда, считаешь себя неправым. Если все неизменно, то наш разговор окончен.

Брат исподлобья буравил меня ставшим еще более темным взглядом и молчал. Ему не нравилось русло разговора, но деваться было некуда. Я решила его немного поторопить, пока мой телохранитель не закончил с колесами и не обнаружил, что дверь изнутри заперта.

— Семен, от этого никто не умирал еще. Я жду. Если ты действительно считаешь себя неправым, то извинись и перефразируй все то, что ты сказал раннее.

— Это для тебя важно, да? — уточнил он.

— Как и для любого другого человека.

Он сдался. Видимо, я для него все же что-то значила.

— Извини меня, — он сделал паузу, собираясь мыслями. — За то, что я поднял на тебя руку и наговорил всякий бред. Я был не прав. Больше такое не повторится, — он протянул мне мизинец, как в детстве и скупо улыбнулся.

Если бы это увидела Алекса, она бы раздробила свою челюсть о пол. Брат не любил извиняться. Слово «прости» претило его вере. Он готов был к всяческим пыткам, лишь бы не просить прощение, даже когда виноват. Признаться честно, он меня поразил.

— А что с моим ребенком? — я не спешила протягивать руку.

— Ну… что с ним поделаешь? Воспитаем. Племянник ведь, — он отвел взгляд и уже смотря в пол добавил. — Я погорячился. Прости, — вновь протянул мне мизинец и робко шагнул ближе.

— То есть, ты не будешь использовать мое положение в качестве предмета для шантажа и после того, как малыш родится, не отдашь его в детский дом? — уточнила я, слыша позади оханье Риты. Про это я подруге не говорила. Таких деталей она не знала.

Теперь пусть знает. Раз раздвигала ноги перед моим братом, пусть знает, на что он способен в ярости. Ей тоже предстоит с этим столкнуться, когда попадет под горячую руку.