Зажимаю рукой рот парнишке-китайцу: только криков нам сейчас и не хватало. Раскосые глаза нашего с Кузьмой пленника утратили свою узость и готовы поспорить по величине и округлости с пятирублевыми монетами. А уж запах от него идёт такой, что без противогаза сложно находиться рядом с ним больше пары минут. Не то от неожиданности обделался, не то просто не мылся с рождения.

– Кузьма, – говорю ординарцу, – переведи ему, что лесные демоны сохранят ему жизнь, если он не будет вопить.

Скоробут наклонился к уху китайчонка и залопотал что-то по-ихнему. Парень лишь кивал согласно, хотя и испуганно.

Я убрал руку. Китаец не заорал. Уже хорошо.

– Спроси его, знает ли он железную дорогу поблизости?

Кузьма перевёл мой вопрос парню. Тот завис.

– Он вообще знает, что такое железная дорога? Паровоз?

Ординарец уточняет. Пыхтит, изображая паровоз. Выглядит это комично, не могу удержаться от усмешки.

Похоже, китаец понял, что нас интересует. Кивает утвердительно, торопливо говорит и даже пытается подкрепить слова жестами.

– Говорит, что есть чугунка. Вёрст двадцать на запад.

Достаю из-под накидки горсть серебра, с намёком пересыпаю монетки из ладони в ладонь.

– Скажи ему, что эти деньги могут стать его, если проводит нас до железки.

Китаец думает, прикидывает, морщит мозг. Потом начинает торговаться. Двадцать вёрст – это далеко. Идти почти день. А потом ещё обратно. Так просто не отлучиться: когда японцы пришли сюда, устроили круговую поруку. Без разрешения можно отлучиться только в соседнюю деревню в паре вёрст. Если узнают, что ушёл надолго без уважительной причины, могут серьёзно наказать – посадить в зиндан или избить бамбуковыми палками.

Но Сяо Вэй придумал, что делать. Он скажется больным, а ночью отведёт нас к железной дороге. Днём переждёт в лесу, а следующей ночью вернётся домой. Если духи предков будут благосклонны, никто ничего не узнает.

По мне, так отпускать сейчас его домой, чтобы собрался, не стоит. Но парнишке надо предупредить родных и собраться в дорогу. Ждём его возвращения на окраине леса. Время тянется медленно. Отсыпаемся со Скоробутом поочерёдно на несколько дней вперёд.

Сяо Вэй не обманул. Вернулся примерно через час, и мы отвели парня к нам во временный лагерь. Доедаем остатки уворованной у японцев провизии, дожидаемся темноты и выдвигаемся. Лукашин почти оклемался, хотя время от времени хватается за брата, чтобы не упасть в темноте. Вместо четырёх часов до цели мы шкандыбали больше пяти.

Рассвет занимался, когда мы распрощались с Сяо Вэем в перелеске в шаговой доступности от железнодорожной насыпи. Я честно отсыпал ему обещанное серебро и пожелал счастливого пути. Надеюсь, на обратном пути он не попадёт в руки японцам и уцелеет во всех передрягах – и этой, и теми, что за ней последуют. Насколько я помню историю нашего мира, Китай в двадцатом веке ждут сплошные потрясения.

Издалека доносится брачный рёв марала, то есть паровозный гудок, конечно. Бежим в предрассветных сумерках к насыпи, привычно маскируемся под кочки. Из-за поворота в облаке пара под дружный перестук колёс выплывает влекомый паровозом военный состав. Сразу за паровозом – три платформы с полевыми орудиями, на каждое – по скучающему часовому. А за ними десяток товарных вагонов. Караульных на площадках нет.

Кричу выпью, и тринадцать мохнатых кочек вдруг вскакивают на ноги, бегут вслед за вагонами, запрыгивают и карабкаются на площадки. Устраиваемся на тормозной площадке – в тесноте, да не в обиде. Но не лучшее место для поездки, лучше перебраться на крышу вагона и залечь там, будет не столь заметно. Отмахать вёрст пятьдесят поближе к фронту – и, считай, оторвались от погони.

Понять бы, с какой скоростью движется наш состав? По сторонам насыпи мелькают телеграфные столбы… Стоп! Была же детская задачка по определению скорости по частоте смены столбов. Между столбами примерно полсотни метров. Поезд проходит их… Так-так, где мои карманные командирские часики-луковичка? Есть! Наша скорость около тридцати километров в час. Примерно через полтора часа придётся покидать гостеприимный состав.

Колёса стучат на стыках. Мы с бойцами лежим на крыше одного из вагонов. Лучше плохо ехать, чем хорошо идти, а мы едем совсем не плохо. Интересно, что в вагонах? Свешиваюсь аккуратно с крыши, пока Кузьма держит меня за ноги. Ага, рядом есть закрытое оконце. Подцепляю заглушку. Не с первого раза, но удаётся подцепить. Заглядываю внутрь. Не видать ни зги…

Оглядываю бойцов. Кто тут потщедушней?.. Эх, жаль Акиньшина, тот бы точно пролез… Казаки? Эти все парни дюжие.

Кузьма видит охватившее меня сомнение.

– О чём задумались, вашбродь?

– Кто у нас из бойцов самый щуплый, кроме покойного Акиньшина?

Барабашка чешет в затылке.

– Дык на выбор: Егоров или Рощин.

Оглядываюсь на упомянутых бойцов. А, чёрт, в лохматках наших всё одно не разобрать особенности телосложения.

– Егоров, Рощин, ко мне… ползком.

Подползают. Объясняю задачу – протиснуться через окошко в вагон, выяснить характер груза и доложить.

– Дозвольте первым спробовать, – обращается Егоров.