– Я командир разведвзвода, штабс-ротмистр Гордеев.

– Слышал про вас, – кивает он. – Это ведь вы недавно набили морду штабс-капитану Вержбицкому и угодили под арест?

Оказывается, среди офицеров бригады я известен не благодаря походу по тылам японцев, а по вот таким вот делам.

– Так точно!

– К вашему несчастью, я имею честь быть знакомым с семьёй адъютанта начальника нашей бригады, и более того, со Станиславом мы дружим практически с самого детства.

Моя челюсть падает вниз. Твою дивизию! Вот это поворот.

– Поверьте, я был вынужден так поступить. Штабс-капитан Вержбицкий оскорбительно отозвался о даме, с которой я знаком.

– Если не ошибаюсь, ваша дама – китаянка, а её брат – хунхуз. Не самые приличные знакомства для русского офицера.

– Господин полковник, давайте отставим эту тему в покое и поговорим о том, что меня к вам привело.

– И что же вас привело?

– Я знаю, что из флота в бригаду будет направлена пулемётная команда. Прошу ходатайствовать перед их превосходительством генерал-майором Степановым, чтобы два пулемёта были приданы моему взводу.

Бровь полковника иронично подымается.

– Простите, штабс-ротмистр, а с какой стати я должен это сделать? Чем ваше подразделение так отличается от других, что нам придётся ради него раздёргать пулемётную команду? Тем более генерал-майор собирался держать её в резерве.

– Дело в том, господин полковник, что мне удалось по достоинству оценить роль автоматического оружия в войне. Кроме того, я разработал некоторые методики, повышающие его эффективность.

Взгляд Ванновского тускнеет. Очевидно, в его глазах я прожектёр-хвастун, коих, увы, в армии полно.

– Если не возражаете, я изложу свои соображения.

– Не возражаю.

Извлекаю из глубины памяти знания, полученные в училище и на войне, само собой, с поправкой на время и технические возможности пулемётов. Сначала полковник воспринимает информацию с недоверием, потом начинает задумываться, в конце он уже полностью погружён в то, что я попытался объяснить ему на пальцах и разжевать.

– Ваши идеи не лишены определённой логики, – признаётся полковник. – Но пока это всё теория, не подкреплённая практикой.

Практики у меня за глаза и за уши, но вряд ли Ванновскому понравится, если я пущусь в детали.

– Так давайте проверим на поле боя, – говорю я.

– Легко сказать! Вы понимаете, какая это ответственность, штабс-ротмистр? Вы знаете, в какую копеечку влетел казне каждый пулемёт? С нас ведь снимут не только погоны, но и головы!

Своё производство «максимов» только начато, поэтому подавляющее большинство машинок в войсках импортное, и стоят они и в самом деле безумно дорого.

– Для хорошего дела мне не жалко ни погон, ни головы, – заявляю я.

– Боюсь, в этом случае речь пойдёт о погонах генерал-майора Степанова и об его же голове, – грустно усмехается Ванновский. – Должен вам отказать, штабс-ротмистр. Вот когда пулемёты начнут массово поступать в войска, тогда мы проверим всё, что вы мне рассказали.

Хочется громко выматериться, но вместо этого я вдруг говорю:

– А хотите пари, господин полковник?

– Какое пари? – недоумевает он.

– Обычное. Вы ведь считаетесь лучшим стрелком полка?

Он польщённо улыбается:

– Не без этого, штабс-ротмистр.

– Тогда давайте проверим, кто из нас лучше стреляет. И если пари выиграю я, то вы передадите нам пару пулемётов, если нет…

– Достаточно, как вас по батюшке?

– Николай Михалыч.

– Достаточно, Николай Михалыч. Мне нравится ваше пари. А наказание я вам обязательно придумаю! – злорадно потирает руки полковник. – Но потом, когда вы проиграете. Например, примирю вас с Вержбицким.

Ради этих пулемётов я готов даже на дружбу с долбоклюем адъютантом, поэтому склоняю голову в кивке.

– У меня в саду нам никто не помешает, жену и прислугу я извещу, – входит в деловой раж Ванновский. – Из чего будем стрелять?

– Каждый из своего револьвера. У вас ведь наган?

– Да.

– И у меня тоже наган. Думаю, так будет честно: револьверы у нас одной марки.

– Согласен.

– Тогда попрошу вас принести мне два больших гвоздя и молоток.

Он уходит в дом, чтобы отдать распоряжения и возвращается с тем, что я просил. В конце сада стоит деревянный сарай, я вколачиваю в него на половину длины оба гвоздя, отхожу шагов на двадцать.