— Слишком поздно. Ей не помочь. Яд уже разошелся по крови и даже ваше противоядие не спасло.

Я должно быть ослышался!? Эта грязная дрянь смеялась надо мной? В неверии подошел поближе к старухе и девчонке со страшными красными глазами. Посмотрел на одну, затем на другую.

— Даже если спасете, она может стать калекой…

Резко перебил бесполезные слова и женский треп:

— Мне чихать, как ты вылечишь ее, хоть продай душу дьяволу! Если не вылечишь, то я выпотрошу твои кишки!

Я бы мог отодвинуть Ярина и схватить старуху за горло, но думаю, что моих слов достаточно для поднятия мотивации.

— Это бесполезно, — ничуть не испугавшись, старуха покачала седой, грязной головой, но тем не менее поднялась с колен и велела отвести ее на кухню.

* * *

Несколько часов стали бесконечными. Постепенно я начинал верить тому, что предательница не претворялась. Совсем немного поверил.

Знахарка сварила вонючий отвар, от которого уверен сдохло бы все живое и этим поила предательницу. В последующем — гадкое пойло вырывалось обратно изо рта больной уже с кровью.

Всё время я ходил из угла в угол и прислушивался к стонам больной. Не подходил к кровати, только ходил вдоль стены и искоса подглядывал за Ярином и старухой. Как бы они чего не наделали!

Вскоре у предательницы началась стадия бреда. Старуха сказала, что это хорошо. Но я не видел ничего хорошего в истошном крике, пробирающем до нутра. До костей. До коры головного мозга. И ничего хорошего в том, как предательница извивалась, а потом дралась в полусознательном состоянии с Ярином, который напротив желал ей добра. Просто фиксировал ее руки в локтевом суставе, дабы она не причинила себе еще больше вреда.

Я совершенно равнодушно наблюдал за событиями, как будто меня это не касалось. Наблюдал за тем, как Ярин держал ее плечи и прижимал женское тело к кровати, но девчонка не давалась и царапала ногтями лицо брата. Словно ее душа буйствовала и вырывалась из тела, но той не давали выйти.

На протяжении жизни видел реки крови и мёртвую сгнившую плоть. Видел предательства и боль в худшем уродливом воплощении. Но среди всех кошмаров этот навечно приколочен гвоздями в мою память.

POV Лилия

Жар разливался по телу огненной волной и сжигал кожу. От болезненного ощущения я царапала ногтями грудь, живот, потом горло, будто хотела разрезать его и выпустить неведомое существо изнутри. Было так больно, что я действительно мечтала поскорее разрезать тело пополам и изъять оттуда посторонний объект, который мешал дышать. Сквозь мутное сознание со временем пришло понимание, что это не посторонний объект мешал дышать, а яд медленно закупоривал стенки легких. Именно поэтому не могла глотнуть необходимый воздух.

Кто-то схватил меня за руки и сжал их, не давая мне ворочаться на кровати.

Я ничего не понимала. Всё было темное, страшное, чужое. Неизвестное. Чужой мир.

А потом боль удвоилась и, если поначалу я сдерживала эмоции, то теперь заорала во всю оставшуюся мощь легких, да так истошно, что кто-то закрыл мне рот ладонью.

Мое тело само извивалось от боли и не слушалось.

Когда настал пик боли, то я обессилила и откинулась на подушку. Замерла, как мертвая. Пропали ощущения и посторонние голоса, исчезла боль.

Я попала в темный лабиринт с многочисленными серыми стенами. Шла. Шла. Уходила куда-то. Но каждый раз попадала в тупик и как только поднимала взгляд, то видела на стене хорошо известные стеклянные глаза принца. Черные, суженные, ненавидящие глаза. Я их тоже ненавидела. Поэтому первый раз увидев их, гневно шарахнула ладонями по стене и побежала в обратном направлении. Но как далеко бы не убегала, неизменно попадала в тупик и натыкалась на его прищуренные глаза.

В десятый раз увидев их, пока никто не увидел, дала эмоциям вырваться на волю! Сжав пальцы в кулаки, заколотила по стене. От сильных ударов рассекла кожу на костяшках и залила кровью чистые стены.

— Ненавижу! — прорычала в стену, как спятившая.

Это черное место со стеной и глазами Артура не могли быть реальностью. Либо смерть, либо сон, поэтому вела себя как спятившая с ума женщина. Знала, что наедине с собой, значит могла позволить себе быть откровенной.

Одна со своими эмоциями я долго и громко признавалась в ненависти к Бонифацию!

Но вскоре банально устала от ударов ладоней об стену и прекратила колотить. Подняв руки к лицу, увидела кулаки и ладони, содранные до розового кровоточащего мяса.