— Куда пойдешь? — спросил Иван.

— К царю, — сказал Семен. — Ты же должен знать, зачем мы едем. Потому что вдруг со мной что? Вот сейчас возьмут и вон из тех кустов пальнут по нам, и я с дырявой головой в обочину. А ты тогда что дальше должен делать?

Иван молчал. Он еще смотрел на те кусты, про которые сказал Семен.

— А ты должен вот что, — продолжал Семен. — Ты на меня даже не смотришь, а быстро едешь дальше, и там, где сбоку будет стоять дуб, ты заезжаешь в кусты и оставляешь там коляску, идешь мимо прудов, и там, и это тоже сбоку, будет стоять сторожка. А в сторожке должен сидеть человек, который тебя сразу признает. А ты ему скажешь, что тебя прислали вместо меня.

— И он мне поверит?

— Поверит! И даст тебе одну бумагу. Или попросит подождать и пойдет за той бумагой. Ты ее возьмешь и повезешь обратно. И не читай, что в ней! Когда возьмут, скажи, что ты неграмотный, или скажи, что крепко пьяный, буквы прыгают. Или еще что хочешь выдумай! Только сделай, Иван, так, чтобы они тебе поверили, что ты не читал. А не поверят, плохо тебе будет. Даже хуже, чем ты можешь себе представить. Ты даже будешь кричать: отпустите меня к Клушину, к Клушину, пусть лучше он меня пытает, только отпустите!

Сказав это, Семен замолчал. Иван тоже задумался, потом спросил:

— Так что же там будет написано?

— А то и будет! Завещание его! Понятно?!

Иван молчал. Потому что а чего тут уже было спрашивать? Потому что и в самом деле, подумал Иван, лучше сразу к Клушину, чем в такое дело ввязываться. Ну да чего теперь уже вздыхать, поздно уже теперь. Так и Семен сказал:

— Потерпи, уже совсем мало осталось.

И так оно тогда и было — они еще совсем немного проехали, а после опять повернули и выехали на тракт. А по тракту там чего, там же уже совсем близко. И еще лошади спрытно бежали. Но не до самой Ропши, а версты за две не доезжая, они опять свернули на проселок и затряслись по колдобинам. После повернули раз и еще раз, Семен велел запоминать дорогу, Иван запоминал. После, уже в лесу, Семен сказал, что если вдруг какая беда, но уже настоящая, тогда лучше домой не возвращаться, а просто гони, Иван, куда попало, а после молчи как рыба, а Никита Иванович тебя за это не забудет и хоть из пекла вытащит. А вот, кстати, сказал Семен, и наша рыба! Но указал на дуб. И они подъехали к нему, а там был еще пень, они сошли, Семен закинул за пень вожжи и еще захлестнул для пущей надежности, потому что, подумал Иван, если начнется стрельба, кони могут сорваться и унести коляску неизвестно куда.

Но пока их, как говорится, Бог миловал, никакой стрельбы не открывалось. Да и они сами никакого оружия с собой не взяли, а пошли налегке. Прошли они тоже совсем немного, лес сразу сильно поредел, а потом совсем почти что кончился, остался только мелкий подлесок (очень удобный, подумал Иван), тропа еще вильнула раз, другой, и вдруг справа показался пруд. Пришли, сказал Семен. Но они еще прошли, обогнули весь тот пруд и подошли ко второму, там повернули, куда надо, и вышли к сторожке.

— Сторожат! И это правильно, — тихо сказал Семен. — Здесь же вот такие форели! А народ жаден!

Они подошли к самой сторожке, очень тихо, после Семен глянул туда, тоже с большой опаской, и сказал:

— Нет его. А я думал, он будет дрыхнуть.

— Стоять! — грозно сказали сзади. — Убью! — а после клацнул курок. Тульский, узнал Иван и тут же подумал: он один, значит, надо спокойно! И, поднимая руки, повернулся посмотреть…

И сердито плюнул под ноги! Потому что это был Митрий, Семенов денщик, одетый вольно. И без ружья! Да это же, вспомнил Иван, его любимая шутка такая — клацать языком, очень похоже.

— Дурак! — сказал Семен. — Десять суток!

— Есть! — сказал Митрий.

Семен стер пот со лба, потому что он же тоже не железный, и строго сказал:

— Докладывай.

— А чего докладывать, — сердито сказал Митрий. — Здесь все тихо, ваше благородие, спокойно. Означенный субъект содержится надежно. Караул несется справно, никого к нему не допускают. Да никто про него и не знает.

— А про тебя? — спросил Семен.

— И про меня тоже, — сказал Митрий. — Только этот знает.

— Часто ты с ним видишься?

— Как вы отъехали, так только один раз.

— И что?

— А то, что я ему сказал, что как вы вернетесь, я дам ему знать.

— Хорошо, — сказал Семен. — А он что говорил? Субъект все сделал?

— Нет, — тихо сказал Митрий и еще даже мотнул головой. Потом прибавил: — Этот сказал, что субъект говорил, что делать этого не будет.

— Почему?

— Не знаю, — сказал Митрий. — Потому что а кто я такой? Он, что ли, мне будет докладывать?!

— Ладно, — сказал Семен очень спокойным голосом, вот только смотреть на него было страшно. — Иди, зови этого.