Мистер Барни нисколько не походил на то, что представляла себе графиня, но я в ответ лишь тяжело вздохнул: мол, да, такова судьба. Привык. Графиня даже сочувственно покачала головой.

Сказала бы лучше, когда прибудем и куда. Я спросил невзначай у первого помощника о маршруте — так, чтобы это не походило на вопрос человека, не знающего, куда плывёт. Оказалось, что «Одиссей» следует до Амстердама, а потом идёт в Марсель. Значит, наша компания направляется в Амстердам, потому что иначе в две недели не уложиться. Хотя… а что, если графиня имела в виду только какое-то лечение, которое она рассчитывает получить от доктора Барни (непонятно только, зачем для этого куда-то плыть), а дорога считается дополнительно? Тогда и за месяц можно не обернуться. А на такое долгое путешествие я не рассчитывал: у меня и другие дела имелись.

Омрачало пребывание на теплоходе ещё одно обстоятельство. Проходя по первой палубе, я обратил внимание на господина, стоявшего возле поручней и глядевшего на волны. Одет он был в клетчатую пару и английское пальто, расстёгнутое почти донизу. Шею прикрывал шарф какого-то бурого оттенка, а на глаза пассажир нацепил круглые зелёные очки на тонких стальных дужках, хотя осеннее солнце уже давно не слепило. Этого господина я замечал не впервые, и всё бы ничего, если бы не казалось, что, стоит пройти мимо, как пассажир начинает следить за мной взглядом. Я буквально ощущал его спиной, а однажды даже поймал на себе. Вернее, не сам взгляд, а блеск зелёных стёклышек, но мог бы поклясться, что господин смотрел прямо на меня.

В обеденном зале пассажир очков не снимал — так и сидел. Наверное, болезненно реагировал на яркий свет. В столовой на меня подозрительный субъект не глядел и вообще головой вертел мало.

Может, конечно, у меня разыгралось воображение. Но, ходя по палубе и коридорам, я был начеку. Мало ли кого пускают на теплоходы, каждого ведь не проверишь. Плывёт же под именем мистера Барни сын лорда Блаунта, который на самом деле — алхимик и чернокнижник.

Я снова и снова перечитывал листки, доставшиеся от покойного адвоката, силясь проникнуть за строки, уловить их скрытый смысл. Также пытался расшифровать записи в маленькой книжке, но тут меня ждал ещё меньший успех: символы и цифры решительно отказывались раскрывать постороннему свои секреты. Сколько ни бился я над ними, сколько ни исписывал бумагу, пытаясь так и этак переставлять элементы, ничего путного не выходило.

Вечером я лежал на койке и обдумывал, что могло означать место из протокола вскрытия неизвестного господина, копия которого обнаружилась среди бумаг: «Кольцо снято, ноготь на безымянном пальце левой руки обстрижен».

Я не понимал, что имел в виду криминалист. Жаль, объяснения он не присовокупил. И почему про кольцо здесь же упомянул? Есть ли связь между ним и обрезанным ногтем?

Решив прогуляться, подышать свежим морским воздухом, очистить голову от всех мыслей — освободить место для новых идей — я поднялся, привёл себя в порядок и отправился на палубу.

Пришлось поплотнее запахнуться в пальто: дул холодный ветер. Пассажиров было немного, большинство предпочли остаться в каютах.

Я встал возле поручней, обхватив металл рукой в перчатке. Теплоход раскачивался на чёрных волнах.

Не нужно было соглашаться на просьбу отца. Ничего мистического в деле не намечалось. Любой агент спецслужбы справился бы с ним куда лучше меня. И, главное, мне не пришлось бы тратить время. Мог бы налаживать канал контрабанды. А теперь придётся это отложить.

Пароход качнуло, и пришлось взяться за поручень второй рукой. Вокруг железного бегемота расстилалось, покуда хватало глаз, только однообразное море — будто кто-то налил в гигантскую чашу ртути, и теперь ветер колыхал её поверхность, заставляя ядовитые волны набегать друг на друга в бесконечном и бессмысленном танце. Наверное, так могла бы выглядеть сама вечность, задумай какой-нибудь художник изобразить её, придав абстрактному понятию конкретные черты.

Когда кто-то осторожно тронул меня за рукав, я невольно вздрогнул и быстро обернулся, хотя судя по лёгкости прикосновения, никакой опасности оно не таило.

Передо мной стояла миниатюрная горничная графини фон Раскуль. Из-под клетчатого шерстяного платка, надвинутого до самых бровей, выглядывали рыжие кудряшки.

— Послушайте, мне нужно с вами поговорить! — девушка казалась испуганной. — Давайте отойдём, чтобы нас не увидели вместе!

Не так давно я уже слышал подобное предложение от особы в той же должности. Но едва ли горничная графини уже имеет повод меня убить. Так что, оглядев палубу, по которой прогуливалось пассажира три, да и те в отдалении, я спросил:

— Куда?

— Не знаю… Например, туда, — обтянутая жёлтой лайковой перчаткой рука указала в сторону бакенов, где лежали собранные кольцами канаты. — Там и ветер поменьше.

— Хорошо, — я двинулся вслед за горничной, тревожно оглядывающейся по сторонам.

— От кого мы прячемся? — спросил я, едва мы оказались под прикрытием бакенов.

— От графини и Франца, разумеется! — синие глаза пытливо разглядывали меня, пока губы торопливо произносили слова. — Я догадалась, кто вы на самом деле! Доктор Барни, ха! Как бы не так! Пусть графиня ослеплена, но я-то вижу, что вам не больше двадцати!