Артист заметил его и недоумевающе посмотрел сверху вниз. Арвин же ловко запрыгнул на сцену и протянул руку.

Бамбула в ответ протянул ему сабли, а затем скорчил одобрительную рожу и, повернувшись к зрителям, захлопал своими огромными ладонями.

Вроде как сказал: «поддержим смельчака».

И зрители поддержали вновь прибывшего аплодисментами. Арвин, осмотрев сабли взглядом профессионала, небрежно махнул рукой в сторону артиста, отгоняя того, будто бродячую кошку. И спустя четыре секунды, убедившись, что вокруг достаточно свободного места, подкинул все три сабли вверх.

— Позёр, — вздохнул я, наблюдая за тем, как тело Арвина, подобно волне, плавно огибает падающие клинки. В тот же миг из досок сцены появлялись каменные кулаки и подбросили сабли обратно вверх.

— Кто бы говорил, — усмехнулась Алиса, услышавшая моё замечание.

Зрители, раскрыв рты, изумлённо глядели на невиданное зрелище.

— Красиво… Восхитительно! — выдал за моей спиной Орликов и начал энергично аплодировать.

Да, это было грациозно. Если в выступлении жонглёра Бамбулы чувствовалась сила и жёсткость, то в выступлении Арвина господствовала опасная грация и ловкость. Он был подобен падающей снежинке на холодном остром ветру, которую не так-то легко поймать.

И вдруг… будто бы ветер усилился. Хотя, естественно, никакого ветра и не было. Но сабли полетели гораздо быстрее, каменные кулаки начали подбрасывать их с бешеной скоростью…

Арвин продолжал ловко уклоняться.

— Ух ты, круче, чем выступление Бабулы, — проговорил я, чуть склонившись вправо.

— Да… — зачарованно протянула Юля, а затем встрепенулась. — Это… весьма достойно.

— Интересно, его сиятельство согласиться иногда устраивать публичные показательные выступления? — послышался за спиной возбуждённый голос Орликова. — Чует моё сердце, билеты будут разлетаться, как горячие пирожки. И… можно все делать анонимно.

Ага, «анонимно». Официально выступает какой-то Форкх в маске, но зрители-то будут догадываться, кто именно скрывается под этой маской.

Все три сабли вновь взметнулись к потолку, и в этот момент в руке Арвина появился каменный нож. Несколько стремительных взмахов…

И красивые сверкающее в свете ламп обломки металла падают на сцену. Арвин с невозмутимым видом поклонился зрителям, хлопнул по крепкому плечу опешившего артиста и спустился в зал.

— Говорил же, ничего сложного, — бросил он Юле, когда подошёл к нам, а затем забрал у меня свой бокал с вином.

***

— Ух, до чего же весёлый оказался приём, — произнесла Алиса, расслабленно развалившись на заднем сидении автомобиля, который вёз нас обратно в усадьбу Оболенских.

— Скажи спасибо Арвину за это, — хмыкнул я.

— Да, княжич Новочеркасский навёл шума. Надеюсь, у него не будет проблем из-за выступления.

— У него-то? — хмыкнул я, припомнив все рассказы Арвина о его «местном» отце. — Думаю, не будет.

— Заметил, как на него Юлия смотрела? — с хитрецой в глазах, спросила сестрёнка. — Не ревнуешь после той оды, что ты исполнил её родителям?

— Не ревную, — равнодушно ответил я. — И да, моя благодарность была искренней.

— Не спорю, что шла от сердца. Но дивиденды ты всё же планируешь получить?

— Нужно уметь совмещать приятное с полезным.

— Ага, — отозвалась Алиса и привалилась ко мне боком.

— Мы вообще-то теперь родственники, — спокойно напомнил я девушке.

— И что, сестра не может по-сестрински прижаться к брату? — усмехнулась она, не собираясь менять своё положение.

— Разве что по-сестрински.

— К тому же я устала, — заявила Алиса. — Как ни крути, а поработали мы славно.

С этим утверждением я был полностью согласен. Удивительный набор гостей для, казалось бы, не самого большого приёма. Это ведь и представители трёх княжеских семей, министр, бояре… в том числе и Орликовы, некогда правившие Москвой. Хм… князья по определению своего рода оппозиция Канцлеру, да и отец Кати, на мой взгляд, не из тех министров, которых можно назвать марионетками Годуновых. Своё мнение этот мужик уж точно имеет. А ведь ещё и Галицкие были — скажем так, «бояре-журналисты». Пусть СМИ в империи под плотным колпаком, на канале Галицких хватает передач, в которых ведущие ходят по грани годуновской цензуры.

И что же у нас получается? «Салон боярыни Морозовой — грядка для мелкой поросли оппозиции?»

Рановато пока делать такие выводы…

Тем временем наш кортеж уже подъезжал к усадьбе Оболенских.

— Слушай, Аскольд, а ты ведь зайдёшь к нам? — спросила Алиса.

— Да, — отозвался я, оторвавшись от своих политических дум.

— М-м-м… — загадочно протянула девушка.

— Что?

— Я впервые возвращаюсь с приёма в сопровождения сударя, который ещё и зайдёт в мой дом, будто к себе домой…