Шрифт:
Но Великий Бог не особо ценил такое, даже у него на земле пустующей нашлись свои любимцы. Жертве, принесённой Каином, бог предпочитает жертву Авеля. Великий творец, создатель всего и вся не смог объяснить паре глупых, наивных детишек свои нерушимые правила. Его святая отречённость, непостижимость ума породила грехи: сожаление к трудам, потраченным впустую, зависть к любимым, а также стремление стать единственным достойным его внимания. Каин во имя любви к Молчаливому убил Авеля и был за это наказан тем, кто ничего никогда для него просто так не делал.
По легендам Каин умер от стрелы одного из своих правнуков, причём правнук-то был слеп. Шутка то бога или нет — не знаю, но в действиях короля Альфонсо Кардаграна я почему-то отчётливо видел того самого библейского многожёнца, слепого Алеха, что из гордыни и ребячества, взяв в руки оружие, коим ему не суждено владеть, пустил стрелу, которую никогда не должен был выпускать, убив того, кого обязан был почитать. Вот она — милость божья.
Так вот глупая ошибка «всезнающего», его нежелание вмешаться в дела детей своих, привела к целому ряду очень печальных, трагических происшествий, которых можно было с лёгкостью избежать простым вмешательством. Но бог на то и бог, чтобы глядеть за всем с небес да молчать. Творцу нет дела до людских склок, мечтаний и страстей, а вот мне, ха…
Война, разгоревшаяся в центральной части материка, захлестнула все окружавшие нас королевства. Брошенная мною в стог сухого сена спичка подняла пожар, поглотивший всю человеческую расу.
Самый сильный, властный человек среди людей, Альфонсо Кардагран, до конца держит нейтралитет. Когда среди числа его новых соратников, старых друзей и даже будущих кандидатов в женихи его дочери идёт настоящая бойня, он, не желая губить своих людей, в надежде примерить чужих бездействует. Одни мстят за разорённые земли, другие за поруганную честь, третьи, втянутые в войну левой стороной, платя железную цену, пытаются добиться мира. Но всё тщетно: их мир объят пламенем. И во всём этом безумном, залитом кровью океане на плаву нейтральным, спокойно дрейфующим и словно выжидающим чего-то остаётся только непобедимый Кардагран. Его армия, расположившись на границах возле соседей, подобно коршуну, ожидает, когда один из их соседей ослабнет.
Чувствуя угрозу от Альфонсо, никто в открытую не заявляет о «бесчеловечной позиции» королевства Кардагран, но и словом добрым вспоминать нас не торопится, ведь вмешательство Альфонсо на любом воюющем королевстве в любой момент способно поставить крест.
Стоя со мной рядом, держа в руках баклажку с вином, глядя на покрывающий город пламенный закат, Блюмонд нерешительно произносит:
— Мидчел умер.
— Знаю, — взяв у того из рук напиток, отвечаю я, а затем, сделав пару глотков, добавляю: — И о Мидчеле знаю, и о смерти рыжебородого Эльда от рук сына его, и о церковном мятеже против третьего герцога тоже наслышан…
— Осталось ещё в этом мире что-то, чего ты не знаешь, Людвиг? — Робко усмехнувшись, так же сделал глоток Блюмонд.
Превзойдя парня как в магии, так и в алхимии, я давно получил от его отца высшую похвалу, а также степень и право на зачисление в кандидаты магистров каинских алхимических наук. Сила моего источника, подпитываемая церковными реликвиями и деньгами Безымянного, постоянно увеличивалась, разрушительность заклятий росла, а влияние Искры уже вот-вот грозило наконец-то поработить душу тех, кого я собирался покорить. Но, даже несмотря на все эти успехи, мне кое в чём так и не удалось преуспеть.
— Конечно же есть… — глядя на свою постепенно покрывающуюся морщинами руку, с печалью в голосе ответил на риторический вопрос я.
— Мой отец предан тебе. Братья и их сыновья души в тебе не чают, и вообще во всём Кардагране не найдётся человека, что не знал бы имя нового Четвёртого герцога, Людвига Мидчела. Ты больше не тот человек, с которым нас судьбой свела Искра.
— Ничего этого без тебя бы не было, — глядя на постепенно погружающийся во мрак город, на автомате преувеличивая заслуги собеседника, произнёс я, забыв о том, когда в последний раз хоть с кем-то говорил на чистоту.
— Лжец. — Резкое замечание Блюмонда заставило меня отвлечься от пейзажа. Обернувшись, я взглянул в холодные, как лёд, пронзительные глаза повзрослевшего алхимика.
— Я, моя спутница и сын убежим из Каина этой же ночью, Людвиг. Мы уедем из города, покинем Кардагран, и ты более никогда о нас не услышишь. Из моих уст никто ничего о тебе не узнает. Мои дети никогда не будут знать, кому служил их отец, а будущая жена, как и я, добровольно откажется от всех воспоминаний, связывающих нас. Даже тот рецепт субстанции, названной порохом, я верну тебе обратно, только позволь мне и моим близким покинуть тебя.
Решительность, категоричность а также суровый взгляд готового ко всему алхимика меня насторожили.
— Ты вольный человек и волен делать всё, что вздумается…
— Хватит, Людвиг. Я прекрасно знаю, что бывает с теми людьми, которые решаются покинуть тебя и твой двор. Покончившие с жизнью висельники, утопленники или прирезанные в дороге путники. Никого ещё из твоих старых слуг я не застал живым. Я знаю, ты как-то можешь влиять на умы других, способен подчинять их своей воле, поэтому прошу, забери мои воспоминания, забери память жены, новорождённого дитя и сохрани жизнь. Отпусти нас, Людвиг, отпусти…