Ничтожества, а ведь всего каких-то десять лет назад кто-то из них спокойно мог лишить меня жизни, и думаю, сейчас все они очень жалеют, что так этого и не сделали.

У дверей короля меня встречает пара рыцарей Альфонсо, самые верные, как тот считал, воины оказались самыми слабыми. Купить их не получилось, а вот запугать, а после нанести рабскую печать…

— Свободны, — хлопнув одного из них по плечу, тихо проговорил я, а затем бесцеремонно с ноги распахнул заветную дверь.

Сильный удар, наполненный магией, ломает одну из петель, позолоченная деревяшка с выбитым на ней узором упирается в каменную стену, а я, без особой на то надобности вытащив клинок, рассекающим воздух жестом указываю кончиком лезвия на подорвавшегося с места правителя Каина.

— Альфонсо Кардагран, за трусость, проявленную перед лицом опасности, за малодушие, неуважение религии, никчёмное правление и откровенную слабость перед ликом внешней угрозы вы проговариваетесь к смертной казни. Приговор будет приведён в исполнение незамедлительно.

Вскочивший с места граф, сопровождавший короля на совете, выхватывает меч, вынуждая меня применить силу. Магическим потоком я, демонстрируя собравшимся свои способности, поднимаю его в воздухе, выкручиваю несчастному суставы, ломаю кости ног, рук, затем позвоночника и шеи, а после небрежно подкидываю к потолку, где искорёженное тело зависает на подвешенных светильниках.

— Людвиг, это ведь я создал тебя. Помог унаследовать земли Мидчела, защищал тебя, дал всё, что ты имеешь, и даже титул герцога! — глядя, как некоторые короли, собравшиеся в покоях, испуганно пятясь, ищут пути к отступлению, давя на жалость, взмолился Альфонсо.

— Спасибо, Альфонсо. — Лезвие моего клинка вспарывает горло Кардаграна, а после вторым движением протыкает ему сердце. Хрипя, не зная, за какую рану хвататься, падая на колени, старый правитель со слезами на глазах глядит сначала на меня, а потом на тех, кто так и не пришёл к нему на помощь. Кого-то из местных феодалов такой поворот событий сильно опечалил, но нашлись и те, кто, судя по всему, был рад подобному исходу.

— Королевства Кардагран более не существует. Король мёртв, его жёны, беременная дочь, а также все бастарды приданы железу. Все, кто вспомнит о нём, напишет хоть строку, будут считаться моими личными врагами, а также врагами величайшего человеческого государства, что вскоре объединит весь континент, а после направит свой меч на восток.

— Твоими врагами? Государство, что объединит всех людей? Ты, должно быть, сошёл с ума, раз смеешь при нас, королях, окруживших твой дом, говорить, что сможешь всех нас одолеть!

— А разве ещё не одолел?

В голове моей играет четырнадцатая соната Бетховена, на глазах разворачивается настоящая драма. Вытаскивая из-под плотной ткани своих одежд клинки, те немногие короли, что были с нами в сговоре, начинают резать визжащих, заранее разоружённых нашей стражей оппонентов.

Лишь благодаря подлости, сговору, многие королевства, грозившиеся исчезнуть с карты мира, смогут вновь стать великими, увеличить свои земли, восполнить человеческие ресурсы и богатства.Объединённые под знаменем первой в этом мире империи все они, став герцогами и графами, станут жить гораздо лучше. Всего-то и требовалось лишь разок предать близкого, вместе со мной кровью запачкав свои руки.

Несколько минут длится бойня. Кто-то в слезах плачет, умоляя о пощаде, кто-то, проклиная мир, пытается обороняться деревянным стулом. Но итог один: те у кого оружие, получают всё.

К моменту, когда последние герцоги Кардаграна поднялись в зал переговоров, всё было кончено. В особняке величайшего короля, в кресле покойника Альфонсо средь изуродованных тел и склонившихся на одно колено королей восседал новый, до сего момента многим неизвестный господин.

— Что здесь произошло? — не зная всех подробностей моего плана, направляя в мою сторону меч, произнёс первый герцог Харбро.

— Да здравствует Император Людвиг Мидчел Первый, Освободитель, объединитель и защитник всего человеческого рода. — Выждав нужный момент, при новых королях использую на герцогах Искру, и те, словно признав меня главным над ними, пав на колени, повторяют мои слова.

— Да здравствует Император…

Невинность — черта благодетеля, равная незримой святости. Блаженен младенец, чья душа, незапятнанная грехами, приходит в этот мир, и по сути своей защищена она всеми законами: мирскими и небесными.

Но так ли безгрешна суть новорождённого? Рождённые дети Дьявола, коим по библии суждено сотворить конец света, так же воспринимаются святыми, как и аристократами воспринимается появление ненужных претендентов на их законный престол. Святой убил бы дьявольское отродье, посягнувшее на «мир во всём мире», и аристократы поступают точно таким же образом, только вместо ада отправляют невинных на небеса, отстаивая свои маленькие мирки и права на них.

Во всём мире есть свои определённые маленькие и мерзкие «но».